– Моя собака уже очень стара, в переводе на человеческий ей, наверное, девяносто пять лет, а может, и больше. Она мой друг. И она очень скучает, когда остается одна. Я обещал утром, что вернусь пораньше и мы погуляем.
Теперь молчал Ваня. По радио уже передавали песню о страданиях влюбленных, которые не могут пережить разлуку.
– Собака – это, конечно, аргумент, – наконец проговорил он. – Не… собака – это серьезно. Я все понимаю.
Они еще какое-то время посидели молча, слушая музыку. А потом Ваня открыл дверь машины и удобнее перехватил снятый рюкзак за лямки.
– В принципе, меня и метро как транспорт устраивает. А ты давай не задерживайся, раз обещал. Ну, бывай, – и, вскинув на прощание руку, он пошел по направлению к Тверской.
«Мерседес» тронулся с места.
– Мы вернемся в студию через пару минут. Реклама.
Дуня сидела на лавочке у самой воды. На город после душного дня спустилась вечерняя прохлада. Пятница, и парк имени Горького полон людей. Где-то там, в самой гуще, – Иван. У него вечерний пленэр с учениками. Идея летних курсов для желающих имела успех, и на них записались в основном старшеклассники и студенты. Общение с молодежью – это всегда глоток свежего воздуха. Иван удивлялся их фантазии, находкам и тому, что именно они ловят в фокус.
– Совершенно по-другому воспринимают жизнь, – говорил он Дуне. – Совсем другое поколение, у них мозг работает поиному.
Несколько работ из последнего набора оказались настолько необычными, что Дуня попросила разрешения авторов использовать их в интерьерах. Ребята были рады, согласны и горды.
Около реки ощущалось спокойствие, почти тишина, доносился лишь легкий гул со стороны парка. Там жизнь – кафе, мороженое, аттракционы. Дуня подумала, что есть в Москве места, без которых город представить невозможно. Когда-то здесь студенткой она гуляла с подругами, потом привозила на выходные собственных детей прокатиться на каруселях и поесть сладости, а сейчас, когда дети выросли, она сидит и ждет окончания занятий у мужа. И может быть, через некоторое время придет сюда с внуками… ей бы хотелось…
Мимо проплывал теплоход. Через его огромные от пола до потолка окна было видно, что в ресторане на нижней палубе проходит мероприятие. Пятница. Вечер.
А на верхней уединилась пара. С берега их было не рассмотреть. Просто две фигуры: мужская и женская. И вдруг женщина подняла руку и помахала. Ей, Дуне.
Есть что-то объединяющее людей в таких простых жестах. Это как поделиться хорошим настроением с совсем незнакомым человеком.
Дуня подняла руку и помахала в ответ.
– В Москве половина девятого вечера, и с вами по-прежнему я, Татьяна Тобольцева. Сегодня мы вспоминаем детство, самые яркие, смешные события, которые приключились с вами десять, двадцать, тридцать лет назад. У нас очередной звонок.
Представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут?
– Илья.
– Добрый вечер, Илья.
Две равно уважаемых семьи
– Я не смогу сегодня приехать.
– Что значит – не смогу? А мама? Ты о ней подумал? Четыре дня назад не получилось – была вечерняя репетиция.
– Была. И закончилась в десять вечера. Ты же знаешь, мы готовились к записи альбома.
– Знаю. Что на этот раз?
В трубке молчали. Илья терпеливо ждал.
– Пап, я правда не могу.
– Это так важно?
– Очень. У меня свидание, – и после паузы: – С девушкой.
Илья ответил не сразу, повертел в руках очки, потер переносицу…
– Ясно. Выкручиваться мне?
– Пап…
– Я все понял. Позвони маме завтра утром. Ты же знаешь, как она…
– Знаю. И… спасибо, пап.
Майя вошла в кабинет, когда Илья задумчиво разглядывал телефон, переваривая услышанное. Вот так дела…
– Ужин готов, домработницу я отпустила, в случае если Юня задержится – подогреем, – бодро возвестила она.
– Май…
– И ты знаешь, я нашла такое интересное забытое произведение Брамса, хочу показать его нашему пианисту, я уверена…
– Май, – Илья поднялся из-за стола и подошел к жене.
– …это абсолютно его по темпераменту.
– Он не придет.
– Что? – по глазам Майи было видно, что она отказывается понимать услышанные слова.
– Наш сын сегодня не придет, – сказал как можно мягче.
– Почему? Снова вечерняя репетиция?
Вопрос был задан спокойным тоном, но разочарование в голосе скрыть не удалось. Она ведь ждала. Илья знал, как ждала…
– Нет, – он обнял жену за плечи и наклонился к самому ее уху, чтобы тихо сказать: – Не поверишь. У него свидание.
– У Юни? – ее голос дрогнул, и Май неосознанно взялась за пуговицу на рубашке мужа.
– Да, – он улыбнулся.
– О боже… Илья…
А он продолжал стоять, смотреть на жену и ждать, пока она до конца осознает услышанную новость. Их сын, их рано повзрослевший ребенок, непростой, необычный, живущий своими категориями и мыслями, наконец-то… Они никогда не высказывали это вслух, но оба боялись, что не сложится, не случится, одаренный в одном, он будет обездолен в другом.
Илья дождался. Глаза Майи заблестели. Его жена, которая ненавидела плакать и предпочитала слезам высоко поднятую голову, не сдержалась. И он прижал ее к себе и обнял крепко-крепко.
– Как ты думаешь, у него все получится? – прошептала Май, шмыгая носом.