Синий, белый, красный, желтый

На лужайке перед домом в плетеном кресле дремал Корней Платонович — один из потенциальных убийц. Справа от него стояли плетеный стол, на котором в вазе лежали фрукты, и еще два таких же кресла. Корней Платонович был большой и тучный человек с бородавками на лице и шее. Нина представила его с ножом, зверски кромсающего Валентину. О нет, мешок лени не способен желать любви даже Валентины и не мог ударить Нину так сильно, что она отлетела как пушинка. Но решила все же получить подтверждение своим мыслям.

— Пойду поздороваюсь с Корнеем Платоновичем, — сказала Нина, сбегая с веранды. Николай Львович смотрел ей вслед, она чувствовала его взгляд на своей спине. Нина села в кресло, взяла банан. — Добрый день, Корней Платонович.

Тот приподнял одно веко и пробормотал:

— О, Нина. Сто лет тебя не видел. Как живешь?

— Прекрасно.

— Приятно слышать. — Он открыл второй глаз и сладко зевнул. Хотел было потянуться, да передумал. Вместо потягиваний вяло продолжил: — Сейчас кого ни спросишь про эту самую жизнь, слышишь в ответ: на букву «х». Ясно же, что не «хорошо». Не люблю занудливых пессимистов, но их развелось нынче видимо-невидимо. Нинуся, сделай одолжение, принеси рюмочку водочки и закусить. А то такая лень вставать… разморило на солнце.

Он преувеличивал действие солнца. Оно светило со всей весенней яркостью, но ветер дул сильный и было совсем не жарко.

— Сейчас, — вскочила Нина, сделала несколько шагов по направлению к дому, повернулась. — Корней Платонович, держите!

И бросила ему банан. Реакция у Корнея Платоновича оказалась подобна его круглому телу — вялая. Он взмахнул руками, притом правая рука работала активней, пытаясь отбить плод. Банан упал у ног, Корней Платонович наклонился, взял его правой рукой и сказал с обидой:

— Нина, что за шутки! Ну вот, аритмия прихватила…

Она извинилась и убежала в дом. Глупо было даже подумать, что Корней Платонович способен воспылать страстью к кому бы то ни было. Он лишний раз не повернется, не то что побежит на тайные свидания и затратит массу энергии в постели. Так, один отпадает, а приехали еще не все. Нина вынесла бутылку водки и закуску на подносе. Идя к Корнею Платоновичу, она поискала глазами Славку и обомлела. Стоило ей отлучиться на минуту, как Николай Львович очутился у качелей. Нина бросила поднос на плетеный столик и помчалась к Славе. До ушей долетели обрывки фраз.

— …нравится роль паука? — спрашивал Николай Львович.

— Не-а, — раскачиваясь, ответил мальчик. — Мне и «Муха-Цокотуха» не нравится, стишок для трехлеток. Меня заставили играть роль паука. А я хотел поиграть в морского разбойника Джона Сильвера. Это вещь!

— И кто же тебе не дал поиграть в разбойника?

— Воспитатели.

— Какие воспитатели?

— Слава! — крикнула Нина в панике. — Хватит качаться, голова закружится.

Славка соскочил с качелей, помчался ей навстречу:

— Пошли на речку, мама Нина?

— Пойдем, — сказала она, схватив его за руку. Да, мальчика следует булавкой к себе пристегнуть. Чуть не проболтался! — Простите, Николай Львович, что помешала…

— Ничего, ничего.

Нине почудился в его тоне двойной смысл. Собственно, она сама стала без меры подозрительной, в каждом слове ей мерещился намек на шпионаж. А тут преподнесла взрослого внука ничего не подозревающему дедушке, конечно, он не верит, конечно, ищет доказательства, что это его родной внук. Спустившись по пологому склону к тихой речке, заросшей прошлогодним камышом, сквозь который тянулись к солнцу новые стебли, Нина смогла говорить не таясь:

— Славка, ты чуть-чуть не проговорился.

— Когда это? — спросил он. Слава нашел себе подходящее занятие — бросал камешки в воду.

— Ты сказал, что тебя заставили играть паука воспитатели. В школе нет воспитателей, только учителя.

— Нет, есть. Классный руководитель — одно и то же.

— Слава, ты еще не учишься в школе, ты забыл?

— Помню, — и бросил еще камешек.

— Из нас плохие получаются разведчики, — сказала Нина, присаживаясь на влажную корягу. — Как думаешь?

— Не-а. Нормальные.

Славкино «не-а» не принесло успокоения. Ох, как разоблачат ложь при всех — вот будет позорище. «Посмотрите на нее, — раскричится мама Глеба, — это авантюристка, лгунья! Она много лет мечтала влезть в нашу семью! Теперь сына придумала! Вон отсюда!»

— Да, примерно так будет, — сказала вслух Нина. — А вообще-то… не расстреляют же нас! Всего-то выставят с позором. Подумаешь!