Синий дым

Под шум винта, под мерный стук колёс
Суровое моё существованье.
И тают дни, как дым от папирос,
В настойчивом и жадном созерцанье.

Высокая холодная луна,

И тусклый блеск на влажной черепице.
Вновь память у вагонного окна
Мне возвращает образы и лица.

Здесь я любил. Здесь были мы вдвоём —

И вот трава забвенья над могилой.
В огромный и холодный водоём
Река несёт простое счастье с милой.

Летит экспресс в сияющую ночь.

В ночной туман окутана Луара.
Как прошлое нам трудно превозмочь!
В моей судьбе оно прошло пожаром!

1947, Париж

«Здесь логика не может быть в ответе…»

Здесь логика не может быть в ответе.
Ассизский мир,
Где — «Здравствуй, брат мой, волк!»,
Где на лугу зелёном грезят дети,
Хоть рядом жвачкой занят разум-вол.

Здесь плачут под «Муму»

И «братьев меньших»
Здесь никогда не бьют по голове.
Рассвет и многогласен, и застенчив,
Над синим озером роса в траве.

О, идиллическое сновиденье!

Простоволосая, святая чепуха!
Но почему ж не рушит наважденья
Весёлый, трезвый оклик петуха?

Цветите, добрые, большие дети,

Несите в жизнь ваш инфантильный бред.
Вас не задушат трезвые на свете,
Хотя они несут через столетья —
В насилье и борьбе —
Неисчислимость бед.

1969, больница

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ (Аламаатинские стихи)

1. «За окном порывы злого ветра…»

За окном порывы злого ветра,
Мечутся деревья и цветы.
В той же шляпе голубого фетра
Мне опять приснилась ты.

И опять мы спорили, рядили

О любви, о жизни, о стихах.
И опять казалось, пропустили
Счастье второпях и впопыхах.

…И теперь, когда «одной ногою…»

Вдруг за молчаливой тишиною
Горечь (и какая!) сожаленья
О растраченных годах,
а не мгновеньях!
И невозвратимо.
Мимо, мимо,
Очень зримо!

2. «Пепельной скалою Собор Парижской Богоматери…»

Пепельной скалою
Собор Парижской Богоматери.
Я — у портала.
Он — наверху.
«Ужо тебе!»
Давно мы спорим.
Крылатый,
Каменный,
Уверенно-спокойный,
Высунув язык
И щёки подперев,
Он смотрит вдаль —
К истокам и свершеньям.
Рушит полог неба,
Пылает над Парижем.
Бормочет сонно Сена,
Барки у причалов обтекая.
У каменного корабля Собора
История стремительно течёт.

3. «История! Податливый судья…»