Синий конверт

Поэтому, когда скрипнула соединяющая номера дверь, Путиловский не стал притворяться спящим, как проделывал уже несколько раз. И Анна оценила его милость. Она улеглась рядом, согрелась под пуховым гусиным одеялом и ограничила себя лишь несколькими поцелуями. Эти поцелуи в лучшее время способны были оживить и мертвого, но сейчас Путиловский только начинал оттаивать и горячее тепло Анны не могло вернуть его к полнокровной жизни. Однако таяние льда началось…

Ночью Путиловскому приснилась Нина. Но не в том полуподвальном кошмаре, а в чистом поле, в котором они любили гулять летом, собирая редко синеющие сквозь желтую рожь васильки. Он стоял у самого края, а Нина уходила все дальше и дальше. И что странно — колосья за ней смыкались сплошной стеной, так что ему некуда было ступить. Она обернулась в последний раз, помахала ему рукой, улыбнулась и растаяла во ржи. У него стало так тоскливо на душе, что он заплакал…

Путиловский проснулся оттого, что плакал во сне. Но это был не сон — подушка действительно была мокрой от слез. Анна не проснулась, а только повернулась к нему, закинула руку и уткнулась сопящим носом в ямку под ключицей. Путиловский осторожно высвободился, накинул теплый халат и через коридор босиком вышел на деревянную галерею, обращенную к морю.

На выдающемся в море мысу маяк размеренно бросал во тьму узкие пучки света. Рокот прибоя заглушал все остальные звуки ночи. На горизонте медленно плыли в противоположные стороны зеленые и красные бортовые огни идущих проливом судов. Редко встречался прихотливо освещенный гирляндой белых огней пассажирский корабль. На нем шла своя, заманчивая и непонятная жизнь. Захотелось вдруг волшебным образом перенестись на такой корабль и уплыть далеко-далеко, в Австралию или Америку, а может, и в Южную Африку, к князю, носорогам и алмазам. Но грехи не отпускали…

Продрогнув, Путиловский вернулся в спальню, в блаженное тепло большой постели, прогретой двумя телами. Анна на секунду проснулась, пробормотала: «А я испугалась» — и снова с головой нырнула далеко-далеко, к розовым алмазным ожерельям, серьгам и страусовым перьям…

Марсель ошеломил обоих совсем уже жаркими днями, толкотней в порту и запахами набережной. В половине шестого внезапно темнело и наступала совсем иная, беззаботная жизнь, посвященная еде, выпивке, женщинам и дракам из-за них. В это время суток не всюду можно было появляться без опаски. Путиловский купил в оружейном магазине тростниковую трость со стилетом внутри, и оказалось, что не зря.

Засидевшись в прибрежном ресторанчике за чудесным супом из морских гадов и жаренным на решетке мясом по-арабски, они заплутали и свернули к отелю не там, где следовало. Пройдя несколько улочек, поняли, что потерялись, и обратились с вопросом к молчаливой группе молодых людей странного вида — в широких брюках и белых рубашках, распахнутых на груди. Пока шел разговор об отеле, двое не торопясь зашли за спину Путиловскому, что последнему не понравилось.

Быстро обернувшись, он упредил удар сзади, тростью выбив из руки нападавшего испанский нож-наваху. Затем, вспомнив уроки боевого фехтования, резко стряхнул тростниковый чехол и длинным, наподобие шпаги стилетом нанес укол в грудь нападавшего. Мгновенно развернулся и в развороте наотмашь ударил по шейной артерии самого близкого из молодых людей. Более ударов не потребовалось, все разбежались в разные стороны, включая и подколотого. В отеле сказали, что это были знаменитые марсельские апаши и что господин легко отделался. «Это они отделались легко!» — заявила Анна и с гордостью посмотрела на своего рыцаря. Она впервые увидела Путиловского в деле, и это ей очень понравилось.

Огромная княжеская благодарность в эту ночь привела к естественному результату: рыцарь пал, как долго осаждаемая крепость. Сдался на милость победительнице, которая, однако, милости к побежденному не проявила, а продолжала побеждать и побеждать вплоть до самого восхода солнца. Кусок носорожьего рога мог спокойно лежать невостребованным еще с десяток лет.

Очнувшись к полудню, усталые, но довольные путешественники быстро приняли ванну — одну на двоих, облачились в походные белые фланелевые костюмы и отбыли в русскую православную церковь. Еще во время воскресной службы они свели знакомство с местным пастырем, отцом Серафимом, который пригласил их в город Кагор, где должна была произойти приемка очередной партии церковного вина, заказанного Русской церковью для таинства евхаристии, то есть причащения.

По дороге в Кагор отец Серафим поведал землякам о новом чудесном вине, которое поставлялось исключительно в Россию и которое французы по контракту не имели права поставлять куда бы то ни было еще. А прибыв в Кагор, лежащий у отрогов Пиренеев, и откушав первую чарку из первой бочки, Путиловский и Анна проявили неосторожность и стали пробовать из всех бочек кряду.