Синий, который красный

Ковальски сообщал все это ненавязчивым тоном и с легкой ухмылкой, которая в былые времена до кондрашек доводила американское начальство в кулуарах ФБР. Бестию тирада всего лишь привела в ярость: на ее лице сперва вскипел обжигающий румянец, а потом оно уподобилось бледностью луне за окном. А грозностью — только что наточенному боевому серпу.

— Кинжал или артемагия? — с почти скучающим видом осведомился Ковальски. — Начинаю понимать, почему от тебя все так шарахаются.

Но Бестия еще не потеряла самоконтроля. Она отступила на пару шагов, выровняла дыхание и вдруг тихо, почти ласково осведомилась:

— Лорелея, да? Я всего лишь паж Альтау, у тебя ведь запросы повыше. Весь Одонар судачит о том, как ты на нее смотришь…

Макс чуть сжал зубы. Очень жаль, что завуча Одонара так просто силой из комнаты не выпнешь.

— А она тебе не рассказывала, что она — бывшая богиня, одна из Светлоликих, рожденная еще до Альтау? Ах, да, она же не говорит. Знаешь, человек, — она просмаковала это слово, — тебе лучше даже взгляды на нее не бросать. Она лишь статуя… наполненное магией под завязку, холодное, красивое произведение искусства природы, правда, смертельно опасное, но лишенное чувств. Она умеет только вздыхать и ждать своего избавителя на башне, и ты ведь не примеряешь на себя эту роль?

Теперь она двигалась обратно к двери, желая оставить за собой последнее слово. И продолжала говорить, тихо и ядовито:

— И ты ведь не мечтаешь, что она ответит тебе взаимностью, не думаешь поцеловать ее, прижать к себе или даже…

Краска сошла с лица Макса. Ладно, он пытался сдержаться.

Бестия просто не поняла, что сама подставила себя под удар.

— Большое счастье, не находишь? — поинтересовался Ковальски холодно. — Я насчет Лори. Да, она богиня. Да, я могу только смотреть. Но по сравнению с тобой мне здорово повезло, а? Кажется, твой возлюбленный благополучно растворился где-то три тысячи лет назад, а до этого не осчастливил тебя даже беседой на прощание, так, какая-то битва…

Бестия сделала было судорожное движение к кинжалу, зрачки у нее сузились, но почти сразу же она взяла себя в руки. Ковальски досадливо поморщился. Взрывная Бестия и Бестия ледяная ему нравились гораздо больше.

— Мы похожи и в этом, — заметила она почти непринужденно, — мы любим тех, до кого нам никогда не дотянуться. Разве это не было бы разумно — объединить наши усилия?

— Отвлечься? — в тон ей помог Ковальски. — Забыться? Доказать себе, что ты можешь жить и так? Или, может быть, отомстить тому, кому нет дела до твоей мести?

Он говорил не о себе, и Бестия это поняла. Какое-то время она смотрела на него задумчиво, прислонившись к косяку двери в самой соблазнительной позе.

— Ты поразительно умен для такого возраста, — карие глаза опасно полыхнули, — но поступаешь поразительно глупо для такого ума. И если ты рассчитываешь на поддержку Экстера…

Она едва заметно усмехнулась углом рта, и Макс повторил ее усмешку. А Бестия шагнула вперед, все так же расслаблено, и ее шепот разнесся по комнате лучше крика:

— Ты поступаешь очень опрометчиво для того, кто теперь не знает, что несет ему следующий день, иномирец…

Этот шепот продолжал витать в комнате еще несколько секунд после того, как завуч Одонара скрылась за дверью. Макс не спеша повернулся к своей кровати, снял с нее увесистую «Государственность Целестии» и с силой треснул книжкой по дубовому столику у изголовья. Шепот умолк. Прелестно.

Интересно, почему все они так напирают на неизвестность завтрашнего дня? Макс машинально опять выглянул в окно, где переливалась лунная радуга. Хм, как будто в славные времена работы на мафию он мог предсказать, куда его занесет завтра.

Хотя, наверное, мог. По сравнению с его нынешним положением.

Глава 15. Оплот явился

Что да, то да — Малый зал приёмов Одонара внушал почтение. Огромные окна струили свет, и из них открывался великолепнейший вид на горы Октавы и на радугу в пятой фазе. Подобие каменного сада было и внутри зала: по стенам проходили жилами ветви деревьев; мебель, тяжелая и дорогая, была декорирована самоцветами под клумбы. И только неизменные панорамы Альтау, искусные, в дорогих рамах, но мрачные, добавляли официоза помещению.

Три великих мага, три Магистра, сидели на стульях во главе стола, и Кристо обмирал от осознания важности момента. Он мог позволить себе насмешничать над Семицветником издалека, но в душе у него прочно обосновалось преклонение перед Настоящими Авторитетами, а Магистры были для него именно такими.

В Кварлассе никто из них не появлялся на памяти Кристо никогда, он видел только Янтариата — отвечающего за примирение между враждебными нациями и народностями, полного, жизнерадостного, похожего на счастливого слона. И то издалека, в толпе, на ярмарке.

А тут — три, на расстоянии вытянутой руки… нескольких рук, ладно. Есть, от чего млеть, как перед первым поцелуем.