Синий рай

— Не дрожи, мы его пощадим. Он нам еще пригодится.

Спускаясь по лестнице, Гонсалес нарочно топал погромче, а Ньюкерк и Сингер крались неслышно. Человек в подвале наверняка почувствовал, что их несколько, но сколько именно, не знал.

Гонсалес щелкнул выключателем, вспыхнула голая лампочка на проводе под потолком.

— Кто здесь? — выкрикнул Том Бойд. Из-под мешка, накинутого на голову, голос Бойда прозвучал глухо. Отметины от шокера еще виднелись над воротником форменной рубашки. Ньюкерк втайне порадовался тому, что не видит лица пленника.

— Вспомнил меня? — изменив голос, произнес Гонсалес. — Думал небось, что я навсегда бросил тебя здесь, курьер?

— Я знаю, кто вы, — заявил Бойд. — Те самые копы.

Сингер и Ньюкерк переглянулись.

Бойд сидел на крепком деревянном стуле, руки его были трижды связаны сзади пластиковой лентой. Широкий торс был привязан к спинке стула альпинистской веревкой, пластиковая лента удерживала голые щиколотки у ножек стула. Ньюкерк видел, как глубоко впилась лента в кожу Бойда. Гонсалес снял с Бойда ботинки. Когда Ньюкерк понял зачем, его чуть не вывернуло.

Гонсалес поставил ступни Бойда на пол, в лужицу строительного клея.

— Пожалуйста, не надо! — взмолился Бойд. — Я не знаю, в чем вы меня обвиняете и зачем делаете это со мной…

К стене подвала был прикручен верстак, а на нем расставлены футляр с видеокамерой, ботинки Бойда, упаковка пластиковых наручников, «жидкие» гвозди и ящик с инструментами.

Гонсалес выдвинул из-под верстака табурет, поставил его поближе к Бойду и уселся.

— Начнем с того, на чем мы остановились сегодня утром. Ты очень хорошо знаешь этих детей. А я хочу знать, куда они могли пойти, если бы захотели спрятаться. Куда они сбежали?

Из-под мешка вырвался всхлип.

— Я же говорил тебе — не знаю! Не знаю! Если бы знал, я бы сказал. Говорю же вам, по-моему, они должны были побежать к матери. О родных и друзьях я никогда не слышал.

Гонсалес повернулся к Сингеру. Тот кивнул.

— Слушай, давай начистоту. — Гонсалес отъехал вместе с табуретом к верстаку. — Я вроде как верю, что ты не знаешь, где дети. Но не на сто процентов. Ты меня не убедил.

Бойд застонал и замотал головой.

— Чего ты хочешь?

Гонсалес рылся в ящике с инструментами, грубо громыхая ими. Наконец он извлек клещи.

— Хочу, чтобы ты признался.

— Что?!

— Чтобы ты признался, что убил этих детей. Потому что вдрызг разругался с их матерью и ничего не соображал, поскольку обожрался стероидов.

Бойд снова застонал, его стон перешел в всхлип.

— Можешь сказать, что это вышло случайно, — предложил Гонсалес. — Что ты не хотел причинять им вреда. Но у тебя потемнело в глазах, а когда ты опомнился, дети были уже мертвы.

— Не могу… После этого вы меня убьете.

— Нет. — Гонсалес покачал головой. — Если признаешься — ничего с тобой не случится, а вот если откажешься — пожалеешь. Согласишься сотрудничать с нами — я посажу тебя в машину, ты укатишь в Лас-Вегас и начнешь новую жизнь. Ни денег, ни документов на другое имя я тебе не дам. Выкручивайся сам. Такому парню не составит труда найти работу. Здоровенные мускулы и крошечные мозги — то, что надо в Лас-Вегасе.

Ньюкерк смотрел в сторону, борясь с тошнотой.

— Нет, такое признание я сделать не смогу, — выговорил Бойд.

Гонсалес театрально вздохнул, потом несколько раз щелкнул клещами в воздухе, стараясь, чтобы они клацали погромче, и склонился над босыми ступнями Бойда.

— Как думаешь, сколько ногтей нужно человеку?

Забыв о том, что Сингер наблюдает за ним, Ньюкерк зажмурился и зажал уши, чтобы не слышать воплей.

День третий: воскресенье

Вторая ночь выдалась для Моники Тейлор еще страшнее первой.

Успокоительные лишь немного приглушили боль, но не дали забыть о том, что дети по-прежнему неизвестно где.

Она лежала одетая на постели, в темной комнате, и старалась пореже поворачивать голову, чтобы не смотреть на цифровой радиобудильник. Ей мучительно хотелось провалиться в сон. Все лучше, чем лежать, уставившись в темноту широко распахнутыми глазами, и думать о самом страшном.

Прокручивая в голове последнюю ссору с Томом, она никак не могла поверить, что он имеет отношение к исчезновению детей. Но если это правда, как она могла так ошибаться в нем?

Правда, она почему-то знала, что дети живы. Просто знала, и все.

Моника села, понимая, что ей не уснуть. И что она не выдержит, если сейчас же не поговорит с кем-нибудь.

Она прошла через гостиную, мимо Суонна, который спал на диване под тонким одеялом. Телефон он положил поближе к себе, и Моника, постаравшись не шуметь, унесла его в спальню и набрала номер.

Как она и рассчитывала, трубку взяли после первого же гудка. Мать как раз должна была вернуться с работы — из бара неподалеку от аэропорта.

— Мам, это я, Моника, — негромко произнесла она.

После долгой паузы ее собеседница с присвистом затянулась сигаретой.

— А кому еще могло прийти в голову звонить мне среди ночи?

Моника представила, как мать лежит в своей спальне, одетая в халат. На тумбочке у нее наверняка приготовлены скотч и вода, телевизор в ногах кровати мерцает экраном, отбрасывая зловещие тени на стены спальни.