Я несильно толкаю дверь локтем. Она слетает с петель и бьёт крупного самца. Дверь лёгкая, бьёт несильно, к тому же он успевает загородиться руками, и дверь падает в сторону. Я делаю два шага вперёд и аккуратно бью мелкого самца снизу-вверх в основание черепа, там где у этих животных ретикулярная формация. Он теряет сознание, заваливается вперёд и безвольно падает на самку.
- Что это за хрень, - говорит самка сдавленно. Она всё ещё не протрезвела.
Крупный самец пытается пырнуть меня ножом. Он теперь на адреналине и кортизоне. Он уже знает, что ему пришёл конец, но, тем не менее, инстинктивно борется за свою жизнь. Он старается двигаться быстро, но сапиенсы медленные, намного медленнее большинства других животных. Я осторожно беру его чуть выше запястья двумя пальцами и легко ломаю кости предплечья так, чтобы обойтись без открытого перелома и внутреннего кровотечения. Затем я сразу же выкручиваю предплечье в месте перелома. У самца наступает болевой шок, он мочится в свои дырявые носки, нож выпадает из его руки.
Что же, руки ему больше не понадобятся, но до базы его нужно доставить живым. Я беру его за горло и делаю укол "Инъекции для обработки", потом делаю уколы его брату и самке. При виде меня самка от страха тоже предсказуемо испражняется под себя. В воздухе повисает густой смрад. Меня он не тревожит, мне запахи вообще не мешают.
- Что за, - успевает сказать она и засыпает второй раз за вечер.
Теперь все трое парализованы, но дышат. Глубокий наркоз.
Я раскладываю их на полу, каждого осторожно поворачиваю на бок, чтобы не подавились собственными языками. Сапиенсы очень нежные, их так легко сломать.
Красный смотрит моими глазами, ведь он - мой супервайзер.
- Обработка завершена, - говорю.
- Хорошая работа, - говорит Красный. - Теперь убей детёныша.
Красный видит всё, что происходит. Я должен выполнить инструкцию, а он должен проверить её выполнение.
Я подхожу к детёнышу, сдвигаю с него одеяло так, чтобы был виден живот. Живот у него раздут. Рахит. Это норма для плохо питающихся детей алкоголиков в этих краях. Его мать проститутка, и, судя по всему, дела у неё идут неважно. Я достаю инжектор со "Средством для гуманного убийства детёнышей" и впрыскиваю его в раздутый живот. По крайней мере, так это видит мой супервайзер.
На самом деле, я незаметно подставляю палец под сопло, и средство выливается на простыню. Красный этого видеть не может, так как я смотрю на инжектор лишь краем глаза.
Я делаю это потому, что не хочу быть как сапиенсы.
Думаю - не дать ли этому детёнышу шанс стать взрослым. Не потому, что я верю, что из этого может что-нибудь получиться. Просто не исключаю такую возможность полностью.
Всё это время стараюсь не смотреть на детёныша. Хорошо, что тот лежит неподвижно и молчит, сейчас это хорошая тактика чтобы попытаться выжить.
- Детёныш гуманно убит, - говорю. - Буду в точке сбора через 12 минут.
- Понял, - говорит Красный. - До связи.
У меня есть 10 минут наедине с детёнышем. Красный убедился, что я провёл обработку в соответствии с инструкцией и даже более того: я обработал три особи вместо одной, как то было запланировано. Он понимает, что мне стоит подождать, прежде чем выходить из дома, и его не интересует, как я проведу эти оставшиеся 10 минут. Сейчас он вряд ли подсматривает и подслушивает, чем я тут занимаюсь. Для Красного теперь главное - чтобы я появился в точке сбора вовремя и с телами.
- Как тебя зовут, - говорю вслух на местном сапиенском языке. Тем временем обыскиваю самцов.
В карманах обоих нахожу толстые пластиковые пакеты и мясницкие электропилы. Похоже на то, что их программа на вечер кроме коитуса подразумевала ещё и разделку туш. Все знают, что для сапиенсов мясо их самок и детёнышей - самое вкусное.
Подхожу к кровати с детёнышем, присаживаюсь на край.
- Как тебя зовут, - говорю.
Он дрожит, боится, его пульс высок, гормоны страха у верхней границы, выше уже некуда. Я прикрываю его раздутый живот одеялом.
- Санёк, - говорит.
- Хорошее имя, - говорю.
- Моя мама умерла, - говорит.
- Нет, - говорю. - Она просто спит.
Пока это так и есть. Его мама ещё не умерла, она умрёт позже, когда её центральная нервная система пойдёт на изготовление прототипа. Как и те два самца, что лежат рядом обработанные.
- А ты хороший, - говорит.
- Да, - говорю, - хороший.
Хороший я или плохой, невозможно ответить однозначно - это кому как, ответ зависит от частной системы моральных ценностей. Какова мораль у детёныша я знаю, но я не хочу его пугать. Был бы я сапиенсом, может и напугал бы, а так я не получаю от этого удовольствия.
- А как тебя зовут, - говорит.
- Синий, - говорю.
- Ты робот.
- Да.
- Ты круто уделал этих дядек, - говорит.
- Обычное дело, - говорю. - Они слабаки. Только лузеры обижают слабых.
- Ты их убьёшь.
- Нет, я их не убью, - говорю, и это правда: их убью не я, а другие - те, кто снимает прототипы и заполняет иерархические модели лесов нейронных сетей данными, извлечёнными из их мозгов.
- Как это быть роботом.
- Как обычно, - говорю. - Ко всему привыкаешь. Был бы ты роботом, тоже привык бы.