Синий Шихан (Роман 1)

- У Марфуши мягкое и доброе сердце. Она, когда услыхала вчера про твои выкрутасы, разревелась. Прощеньице ты у ней попроси. Мы, ангел мой, мужская-то сторона, в подпитии хуже скотов. Сграбастал ее, и горя мало... А так не годится. Не-ет! Женщина ласковую изюминку уважает, философствовал Авдей Иннокентьевич.

Дом атамана под зеленой железной крышей стоял в переулке.

Шумел ветер, сбивал с высохших кустов полыни горькую пыль; пыль попадала Митьке в рот и глаза. У высокого каменного забора качались, сбрасывая на землю твердые, запыленные листья, корявые ветви толстого осокоря. На верхушке дерева виднелись сухие палки, оставшиеся от разоренного гнезда. На дороге, раздавленный колесом, с разинутой пастью, валялся мертвый галчонок. Сколько раньше сам он, Митька, поразорил гнезд, повыкидывал на траву беспомощных желторотых галчат! В первый раз в жизни он пожалел птицу. Сейчас сам он походил на раздавленного галчонка... Сдерживая глубокий вздох, Митька плотно сжал губы.

- Марфенька, принимай, ангелочек, дорогого гостя! - входя в горницу, крикнул Авдей Иннокентьевич растерявшейся Марфе.

Лупоглазые атаманские дочери, готовясь на девичник, трепали в руках праздничные платья. Увидев жениха, смущенно столпились в кучу. Самая бойкая, Наташка, с хитрыми серыми глазами, поднявшись на цыпочках к уху Доменова, тихо спросила:

- Дядя Авдей, говорят - и свадьбы не будет и будто невеста в свой домишко сбежала... Правда?

- Кшы! - зашипел Авдей Иннокентьевич и доверительно прошептал: Будет свадьба... Я говорю, слышишь? Крестик могу поцеловать. А сейчас уведи-ка отсюда всех юбошниц, у нас тут дела! Сурьезные!

Девушки, толкая друг друга, стали выходить. Хотела выскользнуть и Марфуша, но отец поймал ее за розовый поясок и удержал со словами:

- Ты, дочка, останься. Вам поговорить надо... Я уж мешать не буду. Помиритесь да приготовьтесь, может, поедем...

- Далеко? - сжимая руками огнем горевшие щеки, спросила Марфа. Она так была свежа и хороша в своей девичьей растерянности, что Митька опустил голову и не знал, куда девать глаза.

- После скажу, - неопределенно ответил Авдей Иннокентьевич.

Насупив брови, он волком посмотрел на Митьку, поскрипывая модными башмаками, вышел.

- Ну что, Дмитрий Александрович? - отрывая листья герани и не глядя на гостя, спросила Марфа. Кроме жалости к этому грустному и притихшему парню в измятой малиновой рубахе, в душе девушки ничего не было. Но все окончилось быстро и для обоих странно и неожиданно.

- Они, они... Марфа Авдеевна, душу из меня выпотрошили... - дрожащим голосом прошептал Митька и, швырнув к порогу касторовую фуражку, упал головой на взбитые подушки. Вцепившись руками в кудрявые волосы, рвал их, крутил головой, вздрагивая большим телом, безудержно плакал.

Глядя на него, не выдержала и Марфа. Успокоившись, Митька рассказал ей все, как на исповеди. Марфа принесла таз и ковш с водой, заставила его умыться. Сама полила ему на руки. Целебна бывает жалость и доброта русской женщины... Они сели рядышком. Он плакал и рассказывал про свою сумбурную жизнь, а она слушала его и жалела...

Тем временем Авдей Иннокентьевич заканчивал со священником Сейфуллиным короткий разговор. В открытое окно было видно, как отбивались от овода запряженные в тарантас саврасые кони. Кучер в синей сатиновой рубахе, откинувшись назад и натянув вожжи, едва их сдерживал.

- А венчать попрошу на дому, - наставительно говорил Авдей Иннокентьевич отцу Николаю.

- Не полагается... На то церковь есть. Да и странное вы дело затеваете, господин Доменов, - хмуря мохнатые брови, говорил священник. Я завтра должен его с другой венчать, и плата внесена...

- Я же объяснил вам, что парня обманом завлекли, под уголовную статью подвели! На поруки мне пришлось его взять... Ежели на то пошло, так он и дочери-то моей не стоит.

- Тогда зачем же повенчать хотите?

- А это уж мое дело. Посвящать вас во все подробности я не обязан, отец Николай. Может, тут старый грех надо прикрыть... Зачем вам это знать?

Авдей Иннокентьевич шел на все и говорил, что взбредет ему в нетрезвую голову. Теперь уже главной причиной этой скорой и несуразной свадьбы были не Шиханские прииски, как это думал Сейфуллин, а молодая вдовушка... Упрямый и взбалмошный золотоприискатель ради нее готов был на все.

- Пусть придет сам жених, я поговорю с ним, - не сдавался отец Николай. - Я уже деньги получил и запись приготовил.

- Подумаешь, какая беда! Я могу еще раз заплатить. - Доменов достал объемистый кошель и высыпал на стол чуть не половину - золотыми пятерками и десятирублевками. - И прежнюю плату при себе оставьте...

- Мне, господин Доменов, лишнего не надо, - смущенно сказал священник. - Все равно, пока с женихом не увижусь, венчать не буду.

- Ну и черт с тобой! - переходя на "ты", объявил Доменов. - Да я по дороге в город в любой станице могу перевенчать! Десять раз их мужем и женой сделаю! Чем кочевряжиться, ты лучше бы чарку гостю поднес...

- Это можно. Извини, я сейчас... - захлопотал отец Николай и, поднявшись, достал из шкафа графинчик.

Выпили по одной, затем по другой, и беседа пошла тихо и мирно.