Синий Шихан (Роман 1)

Пришла к ней Маринка и долго стояла на коленях около больной. Сжималось сердце от гнетущей тоски и боли, а слез не было, словно давно их выплакала... Сноха Стешка смотрела на нее, как на прокаженную. Невыносимо стало оставаться в доме, голову негде приклонить. Зло, грубыми словами корил ее в письмах брат Гаврюшка. Не выдержала, ушла в аул. Но каждый день приходила оттуда к матери. Кодар провожал до берега и дожидался в кустах ее возвращения. Так продолжалось почти месяц.

То ласкова была Маринка к Кодару, то молчалива и холодна как лед. И вот однажды будто солнечный луч коснулся и начал растапливать ее оледенелую душу. Скоро она должна была стать матерью.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Владимир Печенегов, узнав, что Маринка убежала от мужа, после недельного пьянства, зайдя к мачехе, сказал:

- Слыхала про невестушку, а?

- Немножко, - сухо ответила Зинаида Петровна, хотя в действительности знала все подробности.

- Это непостижимо! В первую же ночь у муженька вытянули из постели жену. Да он что - пигмей, а? Но она-то! - Владимир, шагая по комнате, размахивал руками и хлопал себя по бедрам. - Ее теперь без церемоний можно...

- Перестань, Володя. Она, миленький мой, уже другому досталась, сокрушенно вздыхая, сказала Зинаида Петровна. Она не могла забыть Кодара, ревновала и злилась.

- Кому другому?

- Ему и досталась... Забыл, что ли?

- Тому конокраду? Ну это уж совсем противоестественно! Я бы на месте мужа поехал и забрал на всех законных основаниях...

- Скажи спасибо, что с тобой не случилось это.

- Ну, уж извините! Я не такой!

- Володя, замолчи, тошно слушать... Получил плетью и помалкивай.

Зинаида Петровна, охваченная мстительным чувством, задела его за живое.

- Ничего, я свое возьму! - Владимир хрустнул трубкой, разломив ее пополам, швырнул в угол, повернулся и ушел.

- Весь в папашу, бешеный! - крикнула вдогонку Зинаида Петровна.

Она сразу же раскаялась в неосторожных словах, но было уже поздно.

Полчаса спустя Владимир сидел у Кирьяка во флигеле и пил рюмку за рюмкой. Вскакивая, бегал по комнате из угла в угол, возбужденно, со злобой говорил:

- Я офицер! Дворянин! А меня... Если товарищи узнают, что Печенегов был бит простой деревенской девкой!.. Душа моя отмщения жаждет!..

- На дуэль, что ли, хочешь вызвать? - насмешливо спросил Кирьяк. Тебе, батенька мой, пора в полк ехать, хватит!..

- Нет! Я должен одно дело совершить!

- Оставь, сам же виноват... Давай-ка, Володенька, другое совершим: заложим в кошевочку пару вороных, да на Урал рыбку ловить... Привольно! Казачков с бредешком пригласим. Кутнем последний разок, да и с богом в Оренбург. Я тебя до Зарецка провожу... А про эту девицу забудь. С такой, брат, хлопот много. А хороша! Слов нет, хороша! На коня сядет, будто дева Орлеанская... Да и он ей под пару, хоть и басурман... Раньше, брат, за такие дела ему бы голову отрубили, а ей подолец на голову завязали да высекли... Но теперь другие времена. Захотела - и сбежала от мужа, и ничего не поделаешь...

- Ну ладно... рыбачить так рыбачить!.. Зови Афоньку-Козу, он места знает и бредень притащит, - согласился Владимир. - Только имей в виду, я все равно что-нибудь придумаю.

- Ты мастер на выдумки... Помню, как жеребят таврил каленым железом, когда они тебя на землю сбрасывали, кошкам хвосты рубил клиночком. Такой забавник!.. Но она-то не кошка, смотри! Давай собираться...

- Я из нее русалку сделаю, - гаденько улыбаясь, проговорил Владимир и ушел.

После обеда запрягли лошадей, наложили в кузов тарантаса вина, закусок и поехали к устью реки Бурти, впадающей верстах в пяти от станицы в Урал. На этом месте ежегодно за счет казны строился деревянный мост. За проезд взималась особая плата. Вместе со сторожами Афонька соорудил в устье Бурти городьбу, ловил рыбу и снабжал ею всю семью и Гордея Севастьяновича. На рыбалку Афонька собирался с большой охотой. Починив бредень, он свалил его в лодку и поплыл к мосту. Гремя сапогами, поднялся по крутой дорожке, чтобы захватить моток веревок в сторожевой будке, и неожиданно лицом к лицу встретился с Маринкой.

На мосту никого не было. Двое сторожей и молодой казачонок суетились около лодки.

- А, дева Мария! - загораживая дорогу, проговорил Афонька. Нагловатыми, бесстыжими глазами он ощупывал Маринку с ног до головы.

Маринка хотела молча обойти его, но он, растопырив руки, шагнул в ту же сторону.

- Ходу нет, денежки платить надо.

- Не дури, - поправляя на плечах пуховый платок, сказала Маринка.

- С тебя возьму особую плату. Потому как ты бабочка тоже особенная, за купцом была, наверное, стала богатая... Зайдем в будочку, я те квиток выпишу...

Тряся козлиной бородкой, Афонька захихикал и, протянув руки, попытался обнять растерявшуюся Маринку. Она пятилась назад, а он наступал, намереваясь прижать ее к перилам, приговаривая:

- Заходи, а то все равно не пущу на ночь глядя, а потом провожу. А то, не ровен час, встретятся волчишки, напугают...

- Уйди, козел! - гневно крикнула Маринка.

Она пригнулась, проскользнула под его растопыренными руками и побежала по мосту. Там на берегу показался всадник, но Афонька не заметил его.