Синий слон, или Девочка, которая разговаривала с облаками

– Не знаю, – сказала Курица. – Вот, погляди. – Курица подпрыгнула, очумело забила крыльями и шлёпнулась в пыль. – Я летаю?

– Летаешь, – сказала Собака, – только недолго…

– Смотри, а теперь… – Курица растопырила крылья и, пыля, побежала к штакетнику Вовки Курыся, шмякнулась об изгородь, помчалась обратно и замерла перед Матросом. – Я похожа на чайку?

– Похожа, – сказала Собака. – Тогда я буду звать тебя Чайкой.

– Зови… – кивнула Курица.

– Чайка, а можно я тебе расскажу про Лошадь? – спросил Матрос.

– Расскажи, – кивнула Курица.

– Помнишь, в станицу летом приезжал цирк шапито? И однажды я просунул голову под полог шатра и увидел божественной красоты Лошадь. Лошадь скакала вокруг арены под музыку, сверкающая, в серебряной уздечке. Я сразу влюбился в Лошадь, – вздохнул Матрос.

– Влюбился… – вздохнула Курица.

– Меня прогнали, но я стал бегать туда каждый день и часами сидел перед загоном у циркового шатра, куда приводили Лошадь после представления, и любовался ею… Но Лошадь не обращала на меня внимания. Она всё время смотрела на жонглёра, которого звали Джордж.

– Джордж… – вздохнула Курица.

– Ну да, Джордж! – Матрос лёг. – На самом деле Вася, толстый такой. Вася кидал в воздух всё что попало, ловил и кувыркался! И тогда я решил научиться жонглировать своими мисками и ходить на передних лапах. Но когда я научился и пришёл к цирку, цирка не было. Он съехал: от балагана остались одни колышки и вытоптанный пятачок на траве, где паслась моя Лошадь. И ещё остался её запах. Я долго ходил туда и ложился на это место, пока оно не перестало пахнуть Лошадью. Зато теперь, когда мне грустно, я хожу на передних лапах, и мне становится легче.

– Легче… – вздохнула Курица.

– А весной, – Собака улыбнулась, – я верю, цирк вернётся. Я буду много тренироваться. И, когда Лошадь меня увидит, она всё поймёт и уговорит директора цирка, и меня возьмут в труппу. И мы вместе с Лошадью будем выполнять этот прекрасный цирковой номер: она бегает по кругу, а я стою на её спине на передних лапах! И все увидят, что это самая красивая пара в мире.

– Самая красивая… – вздохнула Курица посмотрела на небо. – Как чайка…

– Ага… – кивнула Собака. – Вот и всё… – и стала выкусывать зубами репьи из хвоста.

А как-то Алка Гунтарь пошла собирать по двору яйца и в соломе нашла странное яйцо.

– Гриш, глянь-ка, что снесла эта чёртова Курица. – Алка ткнула под нос подслеповатому мужу маленькое светло-синее в тёмных точечках яичко. С тонюсенькой скорлупой.

Григорий Данилович спустил со лба на глаза очки на резинке, долго разглядывал.

– Да это ж чайкино! – остолбенел Григорий Данилович и закинул на лоб очки. – Как это? Чудно! Чтоб курица чаек несла?!. Вот пусть и высиживает.

Дед посмотрел на бабку.

– Аллочка, а помнишь, какая ты была, когда мы с тобой познакомились?

– Какая?..

– Как чайка…

– Да ладно тебе, – Алка смущённо поправила на голове чалму из цветастого платка. – Тоже мне… прямо уж и чайка… – Отёрла о подол синего в крупных подсолнухах халата полные руки и пошла на птичий двор.

– Ну что, чайка, – Алка положила яйцо перед Курицей. – Снесла? Вот и высиживай… – и вернулась на скамейку у плетня.

– Во курица даёт, – усмехнулся Григорий Данилович. Выбил из пачки беломорину, погонял порожняком по рту, прикурил… – Несёт чего хочет! А что, если… – задумался Григорий Данилович и посмотрел на жену: – Аллочка, а ты «чайку»-то не догадалась попросить?..

– О чём? – зевнула Алка и прикрыла рот полной ладошкой.

– Да о мальце… – погладил на коленях кошку Григорий Данилович. – Нам в старости на утешение.

– Ты что, совсем рехнулся, дурень старый, – отмахнулась Алка. Посидела, повздыхала… – А вот назло пойду и спрошу! – Алка поправила чалму и пошла к Курице.

– Чайка, – села Алка на корточки перед Курицей, – прости меня, дуру старую, снеси ты нам Петеньку. А то Бог нас с мужем детьми не одарил…

Алка шмыгнула носом.

– Ладно, – сказала Курица, – к среде.

И к среде снесла Петеньку. Но крохотного.

А потом снесла Танечку, и ещё Васютку, и Нюшу. И Клаву снесла. Но большую и толстую: яйцо-то было как страусовое. И тут увидела Собаку.

– Чайка, а что со мной? – крутилась перед ней Собака. – Посмотри, как я умею ходить на передних лапах. И ещё я умею кувыркаться… Вот… и вот! Думаешь, я понравлюсь… Лошади?.. А цирк приедет?..

– Что-нибудь придумаем, – сказала Курица. – К пятнице.

И к пятнице снесла цирк:

вместе со зрителями, оркестром, ареной с опилками и запахом животных, воздушными акробатами Антонио и Лючией, жонглёром Джорджем, усатым толстым директором с тросточкой, щёголем-дрессировщиком с кнутиком, двумя морскими тюленями Томкой и Васей, роскошным гривастым львом Аркадием Петровичем. И божественной Лошадью: белой, в серых яблоках, с серебряной сбруей и под седлом с серебряными кисточками.

И если прильнуть, а яйцо было прозрачное, то была слышна музыка и видно, как Лошадь сказочной красоты скачет вокруг арены и зрители в восторге хлопают, а дети визжат от счастья.

– Сойдёт? – спросила Курица.

– Ага, – сказала Собака. – Но маленькое какое…

– Сядь и высиживай, – сказала Курица. – К весне дойдёт! У меня других дел по горло.