Синий треугольник

— Братья? — она фыркнула. — Больно надо… — И пошла. И Кыс не старался вырваться.

Она была уже у калитки, когда я не выдержал, окликнул:

— Подожди! А мама… дома?

Женя снисходительно сообщила:

— Мама пошла к тете Гале примерять кофточку. Скоро придет. Если хотите, дожидайтесь… — И звякнула за собой щеколдой.

Мы опять переглянулись.

— Петушок… — сказал я.

Он понял: ждать не надо. В этом доме живет нынче девочка Женя, и мама, которая придет, — ее мама… Но я знал: потом он украдкой не раз прибежит сюда.

Это был первый толчок печали с той минуты, как мы вернулись в Старотополь.

— Петька! Нам ведь надо подумать о жилье! Пойдем в гостиницу или постараемся снять комнату?

Петька глянул на меня озабоченными глазами. Ох, сейчас он вполне разумно спросит: "А деньги?" Но он сказал:

— Пойдем сперва на пустырь.

— Зачем?

— Надо же что-то делать… с Конусом.

Да, конечно. Я об этом тоже подумал. Но… что делать-то?

Однако я послушался, пошел следом за Петькой.

3

Через полчаса мы вернулись туда, где стоял в траве патефон. Он играл ту же песню. Мальчик сидел у патефона на корточках.

— Больше не воюешь? — сказал Петька.

— Не-а. Не хочется.

— Не получилось, значит, раздвоение, — заметил я.

Он пожал шелушащимися от загара плечами. И слушал песню дальше. Его рыцарское вооружение валялось неподалеку.

Я смотрел на шлем из оцинкованных жестяных полосок, и ко мне понемногу приходило понимание, что надо делать.

Когда песня очередной раз кончилась, я спросил:

— Стасик, можно, я померяю шлем?

Он не удивился, что я знаю его имя.

— Меряйте, пожалуйста… — И опять стал крутить ручку.

— Не налезет, — ревниво заметил Петька. Он, конечно, догадался о моем плане и досадовал, что не сообразил первый.

— Налезет.

И правда, шлем аккуратно обхватил мою голову, только пришлось раздвинуть жестяные наушники.

С этим сооружением на голове я пошел к знакомому круглому колодцу. Глубина по-прежнему дышала влагой и тайной.

Я лег на живот у края, заглянул в черноту. Позвал шепотом:

— Эй… Конус…

Молчание.

— Дядюшка Кон…

В самодельном контактном шлеме отозвалось — недовольным тоном проснувшегося старика:

— Чего тебе?

— Это я, Питвик…

— Наконец-то.

— Как ты там?

— Как было задумано…

— Разве это было задумано?

— А разве нет?

— Не понимаю, — сказал я.

— Вырастешь — поймешь, — хмыкнул он.

Я малость обиделся. Ну да ладно. Главное — узнать побольше.

— Что с "Иглой"? Дон и Рухадзе живы?

— А чего им… Юджин склепает капсулу, и опять будет контакт.

— А ты?

— А я пока останусь здесь.

— Кон!.. Зачем тебя сюда занесло?

— По твоей милости, — хмыкнул он.

— Ты рехнулся?

— Ничуть… Разве ты не хочешь исправить ошибку?

— Какую?

— Ладно, сам сообразишь…

— Послушай, старик! — я опять разозлился. Мне казалось маловразумительным его бормотание. — Неужели мы для того тебя делали, чтобы ты плюхался на случайные планеты ради исправления мальчишечьих ошибок?

Я думал, он рассердится в ответ. Но он отозвался добродушно:

— Это же не насовсем. Так, небольшая передышка. Планета-полустанок, остановка в пути. А ошибки исправлять необходимо. Скажи спасибо…

Я не знал, стоит ли говорить спасибо. Хотя нет, знал! Только из упрямства не хотел согласиться сразу. А Конус помолчал и продолжил речь:

— И не воображай, что это вы меня сделали. Вы просто слегка меня поддержали. Оживили. Когда занесло меня на вашу планету.

— Да, видать, ты крепко треснулся здесь о почву! — не сдержался я.

— Не груби старшим.

— Кто это — старший?

— Я… Я и на Землю-то залетел, чтобы там оказался ты.

— Зачем?

— Вот те на! А кто бы спас от взрыва пароходы?..

На меня вдруг навалилась целая гора всяких чувств. И смущение, и недоверие, и смесь догадок. А в ответ я только пробормотал:

— Не я ведь спас, а Петька…

— А ты — кто?.. Да ты не бойся, я выкарабкаюсь отсюда, чтобы достроить туннель, раз уж начал. Ты поможешь… Главное — всегда успевать туда, где сбегаются рельсы… А теперь иди, я хочу спать. У нас есть еще время.

— Куда идти-то?

— Иди, иди. Не мешай…

Я полежал на краю колодца еще… Так было не в первый раз. Набормочет он что-нибудь непонятное, а ты лежи и размышляй. Догадывайся. Иногда жутковато даже делается. Впрочем, сегодня — нет. И лежать на краю колодца мне было хорошо. Солнце грело спину сквозь полосатую трикотажную рубашку. Одно только мешало: синяя косынка Эльзы Оттовны, что была у меня вместо галстука, сбилась и давила шею. А потом еще какой-то жук пошел по ноге, защекотал кожу.

Я сел. Снял Стаськин шлем. Стасик неподалеку опять заводил патефон. Он был хороший, этот Стасик Валентинов, и я знал, что мы скоро крепко подружимся. Поэтому я ничуть не обижался, что он хочет, как и я, стать в хоре у Эльзы Оттовны солистом и петь мою песню.

Я подошел к Стасику (он был мне чуть повыше плеча), отдал шлем. Сказал полушутя:

— Смотри, совсем заездил пластинку. Эльза Оттовна тебе задаст…

— Не-е… Я только еще разик… А ты уже уходишь?

— Мне надо на рынок за картошкой.