Синий

– У меня такое ощущение, что Мосты уже откуда-то прознали, что шататься в принципе вообще возможно. Подобное знание о своей природе обычно способствует обретению мудрости разной степени сокровенности, но довольно скверно сказывается на прочности. Я понятно объясняю?

– Естественно, непонятно, – вздыхает Ханна-Лора. – Но я, к сожалению, все равно тебя поняла.

– Очень хорошо. Не люблю беспокоиться неизвестно о чем в одиночку. Вдвоем – еще туда-сюда. Ты не такая чуткая, как мы со змеями, зато голова у тебя, пожалуй, даже получше моей. И свои кадры ты знаешь. В смысле Мосты. Поэтому я тебя совершенно бестактно вызвал вот таким примитивным варварским способом – чтобы ты срочно, прямо сейчас, не откладывая, не дожидаясь беды, начала обо всем этом думать. Сам бы пришел, но мне к вам не стоит соваться; собственно, тебе же и приносил клятву высшей степени нерушимости не делать этого никогда. Короче говоря, извини, пожалуйста. Если хочешь, можешь дать мне щелбан.

И, картинно зажмурившись, подставляет ей бледный высокий лоб; был бы свой, ни за что не стал бы так рисковать, Ханна-Лора только с виду барышня хрупкая, а на самом деле здорово дерется, ходи потом как дурак с синяком, возбуждая злорадное сочувствие в сердцах подчиненных и некоторых особо близких друзей. А этого красавчика отдавать на расправу не жалко, все равно исчезнет навек максимум через четверть часа.

– Да ладно тебе, – отмахивается Ханна-Лора. – На самом деле, мне даже нравится, когда ты бубном меня вызываешь, это как на качелях «солнышко» сделать, только предварительно не раскачавшись, сразу, без предупреждения, ни с того, ни с сего – ух! И для укрепления авторитета никогда не помешает лишний раз исчезнуть у всех на глазах, а потом появиться, как ни в чем не бывало, и на все расспросы загадочно отвечать: «Пришлось отлучиться по срочному делу». Что, впрочем, совершенно не отменяет того, что ты – редкостное хамло. Такова твоя подлинная природа, коллега, на тебя даже сердиться нет смысла, только констатировать факт, – и добавляет, не в силах сдержать улыбку: – Признавайся, ты сегодня так ужасно выглядишь специально, чтобы мне еще больше понравиться, или просто окончательно сошел с ума?

– Одно другому не мешает, – рассудительно говорит Стефан и выплевывает на пол увядшую алую розу, которая зачем-то снова образовалась у него в зубах. – Считай, просто компенсация за беспокойство. Если уж силой вытащил тебя из театра, значит, как честный человек, обязан устроить цирк.

Второй круг

Тони

Тони идет по городу. И пока не знает, по какому именно городу идет. Зато вполне ясно понимает, что он – Тони, сидит сейчас дома на кухне, возле плиты, следит за кофе, который поставил на дальнюю конфорку, чтобы варился помедленней, и одновременно вот здесь идет. Причем, в отличие от предыдущих эпизодов такого рода, отчетливо помнит, почему и зачем это делает. Очень хорошо.

Тони останавливается. Это требует огромного внутреннего усилия; во время таких прогулок всегда почему-то очень трудно изменять способ действия. Идешь – значит иди. А если бы сначала стоял на месте, заставить себя сделать первый шаг оказалось бы почти непосильной задачей. Инерция, мать ее; ладно, ничего, я уже остановился, – думает Тони. – Стою на месте, как настоящий, то есть как ни в чем не бывало, моя взяла.

Оглядевшись по сторонам, Тони видит, что на улице очень темно, окна маленьких, аккуратных двухэтажных домов, только отчасти скрытых невысокими заборами и негустыми зарослями цветущего не пойми чего, все как одно черны; население, стало быть, дрыхнет. Ну это вообще нормально, дома сейчас тоже глубокая ночь. Какие-то фонари, слава богу, горят, но их здесь не то чтобы много, и свет, скажем так, довольно экономичный. Ладно, так все же гораздо лучше, чем ничего.

Посмотрев под ноги, Тони видит лоскутное одеяло тротуара: гладкий асфальт соседствует здесь с узкой полосой, вымощенной очень мелкими камешками, похожими на гранитные детские кубики, чуть в стороне ровный прямоугольник аккуратных булыжников, отполированных то ли временем, то ли просто специальной шлифовальной машиной, черт их разберет, все-таки слишком темно. Ближайший фонарь на углу, поэтому хочешь не хочешь, а придется одержать две победы над инерцией кряду, то есть сперва тронуться с места и дойти до угла, а там – остановиться и снова оглядеться. Может, прояснится хоть что-нибудь.

Не зря старался: на перекрестке возле фонаря стоит указатель с названиями улиц, он достаточно хорошо освещен, чтобы прочитать надписи. На одной стрелке написано «Köpenicker Allee», на другой – «Rheinsteinstraße»; значит, язык немецкий, вроде, больше ни у кого нет такой специальной буквы для удвоенной «s» – «ß». Хорошо бы запомнить адрес; нет, не «хорошо бы», а обязательно надо запомнить, кровь из носа, и выкручивайся как хочешь, дорогой друг.