Настоящее свое имя парень оставил далеко позади и забыл про него. Имя, которое он придумал себе при встрече с Монахами, ему понравилось куда больше, чем данное родителями.
«Крэй, ты из Гитлерюгенд? Дойчес юнгфольк?»
«Что? Дойчес что?»
На лице парня красовались не только капли холодного пота, но и искреннее удивление.
Бывалый солдат не привык сразу верить на слово и продолжил допрос.
«Пимпфам ты? Отвечай!»
Солдат прикрикнул, резко, дерзко. На детей нацистов в этом возрасте такое работало всегда, маленькие дети не выдерживали прессинга, особенно в стрессовых ситуациях, в коей Крэй и находился. Только солдату Евгению, прошедшему фронт, на чужбине, совсем близкому к победе над врагом, даже рядом не приходило в голову, насколько стресс мальчика Крэя велик. И почему.
«Я не знаю! Pumpflein? О чем вы?!»
Вместе с влагой, исходящей из кожи, теперь появилась и влага соленая. Слезы непроизвольно потекли по щекам несчастного потерянного мальчика.
«Женя, прекрати, видишь же — он не нацист!»
Хелена, урожденная немка, участвующая в Германском Сопротивлении все эти годы, добрая и познавшая жизнь женщина, сразу распознала в мальчике чистую душу. Евгений должен был убедиться до конца. После такой проверки любой мальчуган бы выдал все.
«Прости, парень. Обязательства.»
Крэй плакал. Он не понимал, что происходит. Ему плохо, начинало тошнить.
«Неси таз, скорее!»
Как раз вовремя, мальчика вырвало в принесенную Евгением бадью.
«Вот так, тише, тише милый.»
«Воды, прошу...»
Евгений открыл фляжку и поднес ко умоляющему в жажде рту Крэя. Жадно, ненасытно больной мальчик осушил ее до дна.
«Как тебя в лес занесло без рубахи, без шапки, скажи хоть? Причем в чащу такую глубокую. Если б наши случайно не наткнулись, поминай как звали... Прости еще раз, что накричал.»
«Я... Я...»
Крэй не знал, что ему ответить. Он и правда — не знал и желал узнать ответы.
«Я не знаю. Я продавал безделушки, с братом выпил глинтвейну, заел пирожком...»
«Так, продолжай малец, ну...»
«В следующее мгновение — оказался закопан в песке на берегу, палило солнце... До этого зима, а затем вдруг лето...»
Баба Лена и Евгений переглянулись. Солдат цокнул языком.
«Я разделся, было жарко. Затем вниз, лечу... Падаю. Кубарем валюсь вниз... Потом мягкая ватная розовая река, необычные деревья... И я уснул. И вот я здесь... Где я?»
«Кведлинбург, Германия. Знакомо? Узнаешь название?»
Солдат всерьез обеспокоился за мальчишку. Горячка и бред — недобрые знаки.
«Да, я здесь вырос...»
«Родителей как зовут, где живут?»
«Они... Умерли. Давно, от болезни. Я с братьями живу в монастыре...»
«Понятно. Отлеживайся, мы за тобой присмотрим. Скоро будешь как новенький! Баба Лен, на минуту можно вас?»
«Нет, милок, нельзя! Видишь — за парнем уход нужен. И так понимаю, без слов. Тише, тише родной, на, еще попей водички и отдыхай. Все будет хорошо...»
Девочки по бокам лежали в тихом ужасе. Боясь перебить и задать лишний вопрос, они тяжело дышали. Уже сухие, уже согретые. Но им неуютно и грустно. Они чувствовали всю ту боль, что испытал тогда я. Просидев в тишине пару минут, Кварта выдернула меня из раздумий о прошлом.
«Крэй, а что дальше? Ты опять переместился? Как ты так жил, это же...»
«Ужасно? Да, это ужасно, отвратительно, страшно, мучительно. Но — я жил. И успокою — ребенком я так пропрыгал по кочкам не много. До следующего скачка прошло три с лихом года.»
«Ты жил в Кведлинбурге все эти годы?»
«Нет, в СССР. Меня с собой увез Евгений. Решил, что мне будет лучше под боком у выигравшей Войну страны, усыновил и обучаться отправил... Русский изучить за полгода, с ним общаясь, не так сложно. Сказал, у меня талант к языкам.» — я улыбнулся. И правда, талант, сейчас точно стало понятно.
«А дальше?» — Секунда посмотрела на меня пронизывающим и грустным взглядом.
«А дальше...»
В медбей зашел капитан корабля.
«Cu cio estas en ordo?»
«Ordo!» — ответил я. Первое правило нового для себя языка — повтори последнюю фразу. Обычно вначале это всегда вопрос типа «Все в порядке?», надеюсь, я угадал и не нагрубил. Толстенький усатый капитан в годах очень вежлив, учтив, и в глазах читается забота. Как сказал мне в свое время, когда я еще вел счет годам, Евгений: «Ты хорош в двух вещах. Понимать языки, и понимать людей.»
И я понимал: человек стоящий перед нами — хороший человек, не желавший зла.
Часть Вторая - Цвишенгешихте. Глава 2. Bonan apetiton.
Глава 2. Bonan apetiton.
Пока продрогших девушек осматривал Фельдшер, капитан, насколько я понял, предложил пройти в его каюту. Язык местный сложный, но почему-то интуитивно понятный. Помесь всего и сразу. И английский, и русский, и немецкий и испанский со смесью латыни и французского... Говорить на нем я точно пока не мог, но многое понимал. И капитан, вроде, понимал меня на английском. Но вел разговор лишь на своем родном языке. Такое происходит не впервые со мной, ничего удивительно.