Синьора да Винчи

С этими словами он швырнул факел на груду вещей посреди площади. По запаху смолы и масла я давно догадалась, что ими загодя щедро полили будущий костер, но даже я поразилась жадной быстроте, с которой пламя охватило залежи снесенного на площадь добра.

— Поглядите, как жарко горит! — завопил Савонарола. — Смотрите, как у вас на глазах сгорают демоны! Кайтесь же, грешники! Покайтесь, или сгинете в пламени вместе с приспешниками Сатаны!

Голоса вокруг подхватили его возглас, сначала несмело, но затем их пение обрело и силу, и уверенность: «Покайтесь! Покайтесь! Покайтесь!»

Из толпы выступила миловидная молодая женщина с испуганным лицом. На вытянутой руке, словно ядовитую змею, она держала массивное золотое ожерелье, унизанное самоцветами. «Господи, я согрешила!» — воскликнула она и бросила ожерелье в огонь, затем рухнула на колени и зарыдала. По ее примеру множество мужчин, женщин и даже детей кинулись к костру со своими подношениями.

Мой взор по-прежнему был прикован к Савонароле, за которым вздымалась бушующая огненная стена. Его гнусный рот кривился в ликующей ухмылке.

Толпа позади меня вдруг пришла в движение. Я обернулась. Все пятились, давая дорогу какой-то знаменитости, судя по тому, как почтительно расступались перед ней зеваки. К костру подошел человек, и я узнала в нем Сандро Боттичелли. Его одеяние, как и у прочих, было самым неброским — длинная черно-серая туника, прикрывавшая мускулистые ноги, которыми он любил щегольнуть, обтягивая их яркими цветными чулками. Под мышкой Сандро держал картину в золоченой раме. Он обернулся к толпе и решительно воздел над головой свое творение, поворачивая его из стороны в сторону, чтобы каждый смог увидеть изображенное на нем. Люди ахали и мычали от восхищения, кто-то, напротив, злобно шипел. Язычество Боттичелли здесь было на высоте в буквальном смысле слова: на картине нагая греческая богиня спасалась бегством от похотливого сатира.

— Да простит мне Господь сие мерзопакостное ремесло! — выкрикнул Боттичелли охваченному истерией сборищу. — Я грешил, но больше грешить не стану!

Я слушала его торопливые излияния, но, как никто другой, видела, что его глаза лгут, и мне неважно было, храбрец он или трус: Сандро пустился на необходимый обман, чтобы уберечь себя и пережить трудные годы.

Савонарола открыто торжествовал. Он приблизился к художнику, и тот грузно опустился перед доминиканцем на колени, склонив голову для благословения. Священник воздел руки и возопил:

— Даже подлейшей из тварей дано осознать свои заблуждения! Прими искупление сего грешника!

Площадь одобрительно загудела. Я услышала рыдания множества людей, голосивших:

— Он спасен! Прими, о Господи, и мое искупление!

— Но есть те, — объявил Савонарола, перекрывая общий гвалт, — кто не заслуживает искупления! Они не покорились воле Господа! Они оскорбили Его имя и осквернили святое распятие!

В толпе встревоженно зашушукались, и меня вдруг объял безотчетный страх. На площади готовилось некое жуткое действо. Отроческие трепетные голоса, распевающие хоралы, возвестили очередное появление на площади юных «ангелов», только на этот раз те вышагивали вереницей, окружив небольшую группку людей. Приглядевшись, я увидела полдюжины скованных по рукам и ногам мужчин с окровавленными от побоев лицами и обезумевшими от ужаса глазами. Среди них был и Бенито.

Приблизившись к костру, «ангелы» разделились и обступили несчастных пленников с двух сторон. Ноги у меня подкашивались, а язык, как это часто бывает в кошмарных снах, отказывался повиноваться.

— Посмотрите на этих негодных! — ярился Савонарола. — Еще недавно они были людьми, но теперь их поглотила тьма! Они стали добычей дьявола! Их сердца и разум черны от гнили, и их гложут черви!

В подтверждение моих худших опасений откуда-то возникли шесть грубо сколоченных в виде буквы X деревянных крестов. Их установили под наклоном перед будущими жертвами. Пленников поставили лицом к крестам и привязали за запястья и лодыжки. Затем явились шесть палачей в капюшонах, со стальными зазубренными прутьями в руках. Они вспороли на обреченных рубашки, обнажив их торсы. Я вдруг осознала, что через мгновение с этих несчастных сдерут кожу, выставив на обозрение кровоточащую плоть, и прокляла себя за то, что слишком плохо предупреждала Бенито об опасности. Достаточно было бы рассказать ему историю с моим арестом.

— Помилуй грешных! — орал Савонарола. — Спаси их, Боже!

С первыми безжалостными ударами прутьев из меня рванулся наружу ожесточенный выкрик: «Нет!» Я стала проталкиваться вперед, но не успела сделать и двух шагов, как в меня кто-то врезался с такой силой, что я не устояла на ногах и упала. Обидчик закрыл мне рот ладонью, приглушив мой отчаянный вопль. Навалившись на меня всем телом, Сандро Боттичелли горячо зашептал мне в ухо:

— Не глупи, Катон! Ты только навредишь ему!