Синьора да Винчи

Я собралась с духом и подошла. Леонардо подал мне большой хлопковый тампон — такой же, какой сам держал в руке.

— Сегодня мы изготовим одну половину плащаницы — только вид сзади. Тело надо припудрить, — он указал мне на чашу с белоснежным порошком, — оно должно быть совершенно белым, чтобы отпечаток на холсте получился темным.

Леонардо улыбнулся мне, словно вселяя надежду. Мы с ним были соучастниками, творцами Великого Искусства — я и мой сын. Мы были обречены на успех, ведь мы все поставили теперь на карту.

Я принялась припудривать исполосованную спину мертвеца, а Леонардо тем временем занимался установкой восьми высоких зеркал, скрепленных меж собой шарнирами. Только что я собралась спросить у него, зачем они понадобились, как он подал знак подмастерью, и тот позвал нас с папенькой в алхимическую лабораторию.

— Надо спешить, — предупредил нас Зороастр.

Мы тщательно перемешали яичный белок с закрепителем — в конце концов мы сошлись на том, что им будет хромистая соль. Приготовив достаточную порцию раствора, мы окунули в него один конец холста и натянули его для просушки на раму. Еще накануне, перед сном, мы обнаружили, что лучший проявитель — это обыкновенная моча.

Затем общими усилиями мы аккуратно заправили натянутый на раму холст в камеру-обскуру. Леонардо с Зороастром установили зеркальный восьмигранник между окнами и трупом. В довершение мой сын поместил позади отверстия идеально гладкую линзу, которую сам обточил специально для этого случая. Ожидая, пока солнце доберется до окон мастерской, он настолько сосредоточился на предстоящей задаче, так пылал от внутреннего нетерпения, что в эту минуту едва ли был здесь, с нами.

Наконец солнечные лучи хлынули в окна и попали на зеркала. Леонардо подкорректировал их погрешность, видимую только ему одному, и опыт начался. Я тут же оценила усиливающую роль зеркал, хотя всем сразу стало очевидно, что необычайно яркий свет и жара могут ускорить разложение трупа. Леонардо вздохнул с облегчением и выпроводил нас прочь из ателье.

— Теперь нам остается только ждать, — резонно заметил он. — Лучше пока уйти куда-нибудь, иначе эти восемь часов покажутся нам вечностью.

Мы послушались его и пошли на природу, решив пообедать al fresco [44]и прихватив для этой цели покрывала и подушки. Подходящее местечко нашлось на вершине одного из холмов, в уютной тени деревьев, спасающей от жаркого солнца. Леонардо не расставался с записной книжкой и лихорадочно зарисовывал в ней по памяти камеру-обскуру, труп и зеркальный восьмигранник. Зороастр, непривычный к праздности вне боттеги, бесцельно слонялся рядом и доводил Леонардо до белого каления.

— Ты можешь посидеть спокойно? — злобно спрашивал маэстро у своего помощника.

— Позволь показать тебе кое-какие осенние растения, — пожалев их обоих, предложил папенька Зороастру. — Их свойства ускоряют процесс разложения.

К вечеру ожидание сделалось невыносимым, и по дороге домой мы были не силах даже разговаривать друг с другом.

В мастерской, затаив дыхание, мы обследовали творение наших рук и обнаружили с большим облегчением и отчасти с изумлением, что на холсте запечатлелся некий темный призрачный образ. В нем были ясно различимы затылок, шея, плечи и силуэт спины с отчетливыми, почти черными отметинами, далее ягодицы, бедра и икры. Левая половина тела получилась менее отчетливой.

Леонардо не помнил себя от восторга: о подобном он и во сне не мечтал! От радости он тискал нас в объятиях и, когда плащаницу растянули для просушки, повлек всех в кухню, где нас уже ждал холодный ужин. Чтобы отпраздновать событие, Леонардо велел Зороастру почать новую бутыль с вином. Он уверял нас, что в этот день мы совершили чудо всему миру на удивление. Если бы Альберти видел нас в тот момент, то непременно поднял бы за нас тост, ведь даже сама Природа пожелала благословить нас — гениальных ее детей.

На следующее утро, войдя в мастерскую, я увидела мертвеца перевернутым лицом вверх. Его скрещенные спереди руки прикрывали гениталии. На теле трупа появились новые шрамы: проколы на запястьях и ступнях, словно от гвоздей, и разрез на боку, имитирующий рану от копья римского центуриона. Большие пальцы его кистей скрепляла нить, чтобы удерживать руки в одном положении, а ноги были уложены параллельно друг другу. Они оказались столь длинными, что решено было их немного согнуть, чтобы на столе уместилось все тело. Леонардо пришлось для устойчивости положить под колени покойника подпорки. Зная чувствительность сына, я искренне надеялась, что на этом отвратительные приготовления к опыту закончатся.

Однако слишком жаркое солнце пагубно воздействовало на труп уже не вчерашней давности. Когда заново установили у окон зеркала, наш бедный Иисус начал откровенно смердеть. Зороастр предложил обойтись сегодня без зеркал, но Леонардо высказал опасение, что оба изображения получатся неравнозначными.