Ах, мамочка!
Я с трудом подбираю слова, чтобы описать тебе мою новую жизнь. Я, конечно, скучаю и по тебе, и по дедушке, и по дяде Франческо, и по деревне, но чувствую себя здесь, словно мореход, спутник Одиссея, выброшенный волнами на райский берег. Речь не обо всей Флоренции — у меня нет ни минутки свободной, чтобы хотя бы выглянуть за дверь мастерской. Но я уже перезнакомился со всеми соучениками, а от маэстро Верроккьо я просто без ума! Он потрясающий мастер и одаренный наставник, достойный всяческого уважения. Думаю, ты согласилась бы со мной, если бы познакомилась с ним.
Наша боттега
[6]похожа на оживленный весенний улей. Ученики и подмастерья сбиваются с ног, выполняя поручения маэстро, или сидят неподвижно, склонив головы над заказами. Здесь всегда есть чем заняться. До недавних пор я был обычный «ишак» — готовил к работе кисти и грунт. Но теперь я настоящий ученик, и маэстро доверяет мне серьезные задания, хотя я еще очень молод. Он говорит, что я все схватываю на лету и во мне даже есть гениальные задатки. Я уже усвоил принцип изображения фигур на плоскости, узнал, как воплощать на холсте человеческую голову, а также приемы передачи перспективы. Я даже получил дозволение изображать фигуру человека — обнаженное тело!Вначале мне, дабы я не портил дорогостоящую бумагу, велели работать металлическим резцом на грунтованных деревянных панелях, но сейчас я уже черчу и рисую на бумаге, а скоро, надеюсь, меня допустят и к краскам. Я, как и все, понемногу учусь ваять, и больше всего мне нравится лепить из глины фигурки лошадей. У меня их уже наберется не один десяток, они впечатлили самого маэстро.
Сегодня я помогал изготавливать первый в моей жизни картон. Это делается так: маэстро очерчивает на бумаге контур будущего наброска, и кто-нибудь из учеников — то есть я! — протыкает гвоздиком дырочки по нанесенной линии. Затем проколотый лист бумаги накладывают на подготовленную деревянную панель и посыпают толченым углем. Угольная пыль проникает в дырочки, и, когда лист снимают, на панели остается абрис будущего рисунка.
От учеников здесь требуют совершенного послушания, но для меня оно не составляет труда, потому что я обожаю маэстро. Сердце у него нежное, вселюбящее, и сам он — такой труженик! Не сидит без дела ни минуты, у него постоянно в руке какой-нибудь инструмент, и того же он требует от всех нас. Он до сих пор — опора для своей семьи, так что лениться ему некогда, но я все-таки думаю, что он доволен своим занятием, поэтому и в боттеге находиться — сущее удовольствие.
Между прочим, даже самые мелкие сошки из нас знают, что наш маэстро — незаконнорожденный и что в юности он случайно убил человека. Его судили и на какое-то время заключили в тюрьму, но потом освободили. Правда, на следующий год его отец умер, так что вначале жизнь не баловала нашего маэстро. Наверное, поэтому он и ко мне особенно добр.
Отец ни разу не пришел меня навестить. Он оказывает услуги многим монастырям и много времени проводит там. Мне, впрочем, все равно: я счастлив, что обрел здесь новую семью, хотя вас я, конечно же, люблю сильнее всех.
Твой сын