Синьора да Винчи

Прежде чем все они скрылась за углом, сын обернулся ко мне. Сквозь поглотившую его пучину терзаний сверкнул луч признательности, донесший мне слово благодарности. Я подняла руку в знак прощания, но Леонардо был уже далеко.

Повторное слушание, за отсутствием у прокурора Савонаролы новых улик, ни к чему не привело. Суд «освободил» от обвинения в содомии всех юношей, включая Сальтарелли.

Тем не менее двухмесячный судебный процесс оставил неизгладимые рубцы в душе Леонардо. Он с облегчением поднялся со скамьи подсудимых вместе с товарищами, но природная веселость в его глазах навсегда померкла. Борода и усы, которые он вдруг отпустил, скрывали его улыбку, и красивый контур подбородка, и чувственный изгиб губ, но в этом, как я поняла, и заключалось его истинное намерение: надеть личину, маску — что угодно, лишь бы спрятать свой стыд. Даже оправдательный приговор, против воли вынесенный Отцами Церкви, и тот не мог смыть этот стыд полностью. Леонардо уверовал, что отныне его доброе имя безвозвратно и навеки потеряно.

После слушания друзья и родственники шумной толпой вывалили из сумрачного зала суда на солнце. Мы с Лоренцо спускались по ступеням, поотстав от Леонардо — он, по своему новому обыкновению, держался особняком. Я увидела, что сын сразу направился к Андреа Верроккьо, который всячески поддерживал друга и ученика в тяжком испытании. Неожиданно на его пути, подобный карающему богу, вырос некто и преградил ему путь.

Этот некто оказался его отцом. Не видя лица Леонардо, я уже готова была поспешить ему на выручку, но Лоренцо вовремя ухватил меня за руку.

— Тебе не кажется, что он сам может постоять за себя? — спросил он.

Я с сожалением вздохнула и вместе с Лоренцо отошла в тень, укрывшись от их взоров, хотя нам был слышен весь разговор отца с сыном.

— Леонардо, как ты посмел? Что я тебе сделал плохого, что ты так чудовищно позоришь нашу семью? Как мне теперь приличным людям в глаза смотреть? — Оправив изящный колет, Пьеро смерил сына презрительным взглядом. — Были бы живы твои дед и бабушка, они, наверное, сию минуту скончались бы от унижения! Меня, впрочем, твое поведение не удивляет: ты попросту потакаешь своим врожденным порокам. Еще бы! Сам выродок, а мать твоя — шлюха… Ай!

Услышав вскрик Пьеро, я решилась выглянуть из нашего укрытия и обнаружила, что Леонардо сдавил отцовскую шею, словно клещами, а Пьеро корчится, пытаясь вырваться из его цепких пальцев.

— Не смей чернить мою мать! — прошипел Леонардо.

Титаническим усилием он овладел собой и разжал хватку, но их стычка уже успела привлечь множество любопытных взглядов. Верроккьо подошел, чтобы поддержать любимого ученика. Лоренцо тоже не вытерпел и двинулся к ним, я следом.

Маэстро, не скрывая озлобления, обратился к оскорбителю напрямую:

— Пьеро да Винчи, ваш сын стал незаконнорожденным по вашей вине, а не из-за собственной греховности.

Слова Верроккьо, очевидно, сильно уязвили нотариуса. Он примирительно воздел руки:

— Андреа…

— Незачем называть меня по имени — вы мне не друг. Да и зачем вам дружить со мной, ведь я тоже незаконнорожденный, или вы не знали?

В этот момент Пьеро заметил нас с Лоренцо. Правитель Флоренции не мог не заметить унизительной выходки, которую позволил себе всеми обожаемый живописец. На меня Пьеро не обратил особого внимания, скользнув по мне равнодушным взглядом. В попытке хотя бы отчасти восстановить поруганное достоинство он злобно зыркнул на Леонардо и выпалил ему в лицо:

— Моя жена недавно разрешилась сыном. Это мой законный наследник, хвала Богу!

Он круто развернулся и, растолкав зевак, скрылся из виду. Леонардо стоял спиной ко мне. Проводив отца взглядом, он вдруг выпрямился, словно обрел внутри невидимый стержень, и молча двинулся вперед. Толпа расступилась перед ним, будто воды Красного моря перед Моисеем. Еще миг — и он исчез в людской толчее.

— Не понимаю, почему иные родители так жестоки к своим детям, — признался Лоренцо. — Особенно к таким светлым душам, как Леонардо.

Меня тянуло немедленно догнать сына, но Лоренцо удержал меня. Положив руку мне на плечо, он сказал:

— Наверное, ему сейчас лучше побыть одному.

— Боюсь, теперь он все время будет один.

— Катон, у него же есть ты, — утешительно улыбнулся Лоренцо, — и никто из Медичи не откажет ему в поддержке. Такой, как Леонардо, нигде не пропадет, да ты и сам это знаешь.

— Знаю. Но иногда нелишне и напомнить.

ГЛАВА 21

Мы с Лоренцо не ошиблись: Леонардо смог преодолеть душевный разлад, вызванный обвинением в содомии. Однако чем дальше, тем больше он предпочитал уединение и предавался амурным делам и плотским утехам с женщинами и мужчинами совсем не с той страстью, с какой тяготел к искусству, изобретательству и экспериментам. Вскоре вся Флоренция заговорила о нем как о большом оригинале. Впрочем, люди охотно терпели и прощали Леонардо его чудачества, хотя мало кто знал о том негласном, почти тайном покровительстве, которое оказывал молодому живописцу щедрый Лоренцо вкупе с Джулиано и Лукрецией.