Прости, что обращаюсь прямо к тебе и только к тебе, а не в Научный Совет или исследовательский коллектив. Но я по собственному опыту знаю, что всегда, по существу, кто-то один-единственный отвечает за весь эксперимент в целом, рискует и лучше других представляет себе размеры риска. Я отважился на этот шаг из разных побуждений. Трудно определить, сколько здесь надежды, сколько эгоизма, сколько веры в знание и прогресс. Я решился на это прежде всего потому, что не было иного спасения для моего ребенка. Я давно знал, что меня ждет. Я был предупрежден и подготовлен, и однако теперь, спустя две недели, как Марек... Нет, я не хочу писать это слово, которое просится на бумагу, так как верю, что есть шанс... А раз есть шанс на его пробуждение, то он только уснул. Правда?! Ты где-то там далеко, коллега... И как же однако близко! Ты сделаешь все, что в твоей власти, я уверен — сделаешь!
Если бы я мог совершить это сам, если бы мог пробудить Марека через десять-пятнадцать лет и сказать: «Сынок, твой отец не допустил твоей гибели!» Но я отдаю себе отчет в том, что мне уже не дожить до этой минуты: понадобится еще немало времени, чтобы медицина шагнула так далеко вперед.
Однако я верю, что наступит день, когда ты, неизвестный коллега, попытаешься, и тебе удастся завершить мой эксперимент. Прошу тебя помнить о том, что этот четырнадцатилетний мальчик — еще ребенок, что он даже не был посвящен в мой план и окажется совсем не подготовленным к той ситуации, с которой столкнется.
Для пользы эксперимента и в интересах дальнейшей судьбы моего сына я вкладываю в эту папку все данные, какие только сумел собрать, всю информацию о технике, которую мы использовали, и о болезни, которая вынудила нас к этому шагу. Я вкладываю также несколько писем, адресованных моему сыну, которые, быть может, приободрят его, когда он поймет, что за удивительный путь он проделал.
Я пишу это с такой уверенностью, которую дает только исступленная надежда. Мне даже кажется, будто я знаю, что скажет Марек, когда очнется (загляни тогда в приложение № 8).
Дорогой коллега, прости мне этот неофициальный тон, но как инженер-криогеник и как отец Марека я, наверно, имею право так к тебе обращаться. Пожалуй, никто и никогда не желал никому столь горячо удачи, как я желаю тебе.
Анджей Торлевский
*Сверкающий черный автомобиль остановился перед шлагбаумом, выкрашенным в красно-желтые полоски. Эскорт мотоциклистов свернул и отправился в сторону города, а машина диктатора, будто гигантский навозный жук, вползла на территорию, огражденную колючей проволокой, рядами окопов и бетонными куполами бункеров.