Синтез (СИ)

Максим резко открыл глаза, нащупал выключатель, зажёг свет и сел на кровати. Перед глазами разлетались зелёные круги, комната ходила ходуном. Ему показалось, что сейчас он потеряет равновесие и рухнет на пол. Он зажмурился и опустил голову на колени. В голове кто-то шипел: «Страх. Это страх. Ты боишься себя. Но ты не можешь понять, почему, и из-за этого…» Он провёл рукой по лбу. Пот, он был покрыт потом. «Из-за этого что? Что из-за этого?» Стало холодно — лёгкий ветерок заглянул в комнату через открытую дверь балкона. Комнату перестало мотать, круги растворились. Максим встал, накинул халат. Очень хотелось пить — в горле пересохло, как после перепоя. Где-то должен быть стакан с водой. Ага, вот, на столе. Он протянул руку, взял…. Что-то не так. Стакан прыгал в руке, расплёскивая воду. Стараясь не обращать на это внимания, он жадно, большими глотками влил в себя жидкость. Отдышавшись, присел за стол. Его трясло, как в лихорадке. «Чёрт возьми, что со мной?» Окинув взглядом стол, заваленный книгами, журналами, тетрадями, он машинально взял карандаш и стал что-то бессмысленно рисовать на листке бумаги. Но ничего не вышло, карандаш выскочил из дрожащей руки. Он поднял голову. Со стены, с плаката, на него смотрел Джим Моррисон.

— Что, Макс, не можешь заснуть? — спросил Джим.

— Да я не знаю…, как будто дёрнул кто-то, — ответил Максим.

— Кошмар приснился? — Моррисон сошёл с плаката и закурил.

— Да я и не разобрал толком, ерунда какая-то. — Максим достал сигарету и вышел на балкон. — Что за тишина?

— Мёртвая, — дополнил Моррисон.

— Что?

— Мёртвая.

«Мёртвая, мёртвая, мёртвая», — шёпотом повторило эхо.

Они стояли на балконе. Максим попытался что-либо разглядеть в темноте, но тщетно. Словно чёрная стена выросла прямо перед ним и под ним.

— Почему я ничего не вижу?

— Темно, — спокойно заметил Джим.

— Но не может быть, чтобы я вообще ничего не видел, ни одного огня, ни тени. И почему так тихо?

— Ночь, друг мой.

— Звёзд не видно… Такое впечатление, что вокруг ничего нет.

— Возможно, так оно и есть…

Максим, удивившись, посмотрел на Моррисона.

— Утро наступит.

— А если не наступит? Или наступит, но ничего не изменится? Если ничего нет, то и меняться нечему.

— Мрачное предположение.

— Почему? Просто предположение. Разве принято считать, что, то, что есть, то и хорошо? Сила закономерности и привычки к этой закономерности. Всё равно, у каждого своя ночь, и утро у каждого свое. Как жизнь!

— Но, если ничего нет, то ничего не имеет значения.

— И это тоже каждый сам для себя решает, есть что-то или нет. Как ты мог заметить, для большинства, ни то, ни другое, действительно, не имеет значения. Даже осознание факта своего существования не дает им повода задуматься. Почему?

— И как же я оказался нигде?

— Возможно, ты сам к этому шёл.

— Я шёл? Сам? Зачем?

— Возможно, «ничто» и «нигде», не самое удачное определение этого состояния. Во всяком случае, это… пустота. Тьма. Тишина. Когда-то это происходит. Это, вероятно, разлом. Конец чего-то, чего не дано понять. А, возможно, чтобы выйти куда-то, нужно пройти через это «нигде» и соприкоснуться с этим «ничто».

Пару минут они стояли, молча глядя в ночь. Моррисон продолжил:

— Тишина, темнота, пустота. И ты здесь один. Возможно, это призрак свободы…

— Это… смерть.

— Смерть? Может быть. Смерть, это только начало.

— Кажется, я это от тебя уже слышал. — Максим докурил и затушил окурок.

— Ты думаешь, что слышишь именно то, что тебе кажется. Ты хочешь воспринимать мои слова именно так, как тебе понятнее и ближе твоему собственному мышлению. Манипуляция сознанием — излюбленное развлечение людей, и я не исключение. Просто, со мной более комфортно. Вероятно, так и должно быть. Ну, да ладно. — Джим втянул в себя сигаретный дым, стряхнул пепел и бросил окурок.

Максим взглядом проводил уголёк, который тут же бесследно растворился в темноте. Некоторое время он смотрел в чёрную бездну, после чего промолвил:

— Я раньше ужасно боялся двух вещей: темноты и оставаться одному дома. Лет до восьми. Потом, наоборот, мне это нравилось. Сейчас, кажется, всё возвращается.

Моррисон вопросительно посмотрел на Максима.

— Нет, одиночество меня не пугает. А темнота… Как-то странно последнее время на меня действует… ночью. С недавнего времени, у меня появился страх перед смертью, смертью, именно во сне.

— Ты же знаешь, я умер так. Когда я умер, мне было столько же лет, сколько тебе сейчас.

— Рад такому признанию.

Джим грустно улыбнулся:

— Вряд ли, умирая во сне, можно прочувствовать смерть.

— Не знаю. Но, во всяком случае, засыпая, думать о том, что не проснёшься, или проснёшься где-то в другом месте, заставляет задуматься о вещах, лишённых практического смысла.

— А какую смерть предпочёл бы ты?

— Не знаю. Не свою… Героическую, возможно, — в бою!.. Ну, или там, в автокатастрофе, на эшафоте… Романтично. «Какая красивая смерть», — сказал Наполеон, увидев лежащего со знаменем Болконского. Но, если честно, самая большая мечта, если это можно назвать мечтой, с детства — погибнуть на дуэли…