Синтия

Когда толстяк более подробно ознакомил меня с их намерениями, ощущение того, что им может улыбнуться удача, только усилилось. За годы жизни в Нью-Йорке я бывал в музее «Метрополитен» раз тридцать-сорок. Впрочем, разве можно тут сосчитать эти визиты даже с приблизительной точностью? Попробуйте припомнить, где что находится. Где коллекция Баха? Где англичане восемнадцатого века? Где Энгр, Гойя, Давид? Как бы вы хорошо ни знали музей, всегда будет очень сложно представить схему его залов в уме и получить сколько-нибудь ясную картину. Где американские художники — недалеко от американской галереи или за залом индийского искусства? Я сделал несколько догадок, но так и не смог припомнить, какие меры принимались администрацией музея по сохранению экспонатов. Разумеется, они должны были принимать какие-то меры, но я мог припомнить только сонных работников охраны, торчавших в залах.

«А вдруг они вообще не принимали никаких серьезных мер предосторожности, — спросил я себя. — Вдруг замыслы толстяка осуществятся, и я окажусь соучастником кражи Рембрандта, который стоит два миллиона долларов?» В плане Ковентри не было ничего сверхъестественного. Более того, его несомненным достоинством была абсолютно идиотская простота. Он мог сработать именно так, как и предполагали мошенники.

По их замыслу, Ринго и Билли будут дежурить на улице. Они наймут лимузин на семерых пассажиров — в городе время от времени появляются такие яхты на колесах. В машине будут девушки, похоже, связанные и с кляпами во рту. В этом лимузине они подъедут к выходу из музея на 81-й улице, чтобы подобрать нас с картиной. Мы — это Джо Эрп, Фредди Апсон и я сам. У меня не хватило ума позволить им самостоятельно вломиться в музей и оказаться пойманными с поличным. Нет, мне понадобилось поразить их своей осведомленностью и добиться того, что теперь я включен в команду налетчиков, которая будет прятаться под кроватями в американской галерее до семи часов.

В семь мы вылезем из-под кроватей, я разыщу и вы верну пробки, и мы пройдем в зал Рембрандта, устраняя охранников, если таковые попадутся у нас на пути, любыми средствами, затем возьмем картину, выйдем из музея на 81-ю улицу, нырнем в лимузин и поедем в Бронкс. В Бронксе, на 171-й Восточной улице, есть гараж, который принадлежат Ковентри. В гараже стоит трейлер. Картина окажется в трейлере и вместе с прочими товарами мы начнем свое путешествие в Техас. Относительно наших собственных передвижений после этого толстяк, понятно, проявил сдержанность. Лично я не принял бы страховку на нашу жизнь — то бишь на меня и девушек — даже если бы взносы составили бы девяносто процентов от страховой суммы.

Короче, план был составлен, но наши шансы уцелеть были плохо связаны с тем, удастся он или нет.

Все эти невеселые мысли крутились в моей голове, когда я ехал к музею в компании двух пионеров техасской культуры — Фредди Апсона и Джо Эрпа. Сегодня был вторник, а все это началось пять дней назад из-за того, что богатая и никем не любимая девица влюбилась в молодого человека с помощью компьютера. Пока что я еще не пустил в ход мое секретное оружие, которое было помощнее пистолетов сорок пятого калибра, стилетов и прочих инструментов насилия, — восемьдесят пять тысяч долларов в чеках. Сейчас мне вдруг пришла в голову мысль попробовать ими воспользоваться. Но поскольку впереди за рулем сидел Билли, а толстяк с ним рядом, я решил не торопиться. Я был в руках у судьбы, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть и бояться.

Об этом лишний раз напомнил Ковентри.

— Учти, Харви, что ты сейчас нежный цветок прерий и тебя легко загубить.

— Именно это я и чувствую, — согласился я.

— Я в том смысле, что, если ты попробуешь задать стрекача, а Фредди и Джо тебя не сцапают, девицы в наших руках.

— Постараюсь не забыть об этом, — пообещал я.

— С другой стороны, Харви, не забывай, что ты вестник будущего, так сказать. Мы в Техасе любим смотреть на вещи с разных сторон. Канули в вечность времена угодничества перед мафией. Босс мафии на дне реки Гудзон. Мы возвращаемся к исконным американским ценностям. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, сэр, вполне.

Толстяк заворочался на сиденье и уставился на меня. Мы уже подъезжали к музею — машина свернула с 83-й улицы на подъездную аллею. Секунду-другую он задумчиво созерцал мою физиономию, затем сказал:

— У тебя что-то бледный вид, Харви. Ты не в форме. И руки у тебя дрожат. Это нехорошо.

Я схватил правой рукой левую и объяснил, что у меня всегда слегка дрожат руки, когда я нервничаю.

— Держись, Харви, сейчас надо быть в форме.

— Хорошо, сэр.

— Запомни — вы входите в семь. Вам потребуется на все про все пятнадцать минут. В четверть восьмого мы вас ждем. Выходите из музея — и сразу в машину.

Коротко и ясно.

Мы вылезли из лимузина и пошли к музею. С одной стороны от меня был Эрп, с другой Апсон. Мы вошли в музей, изображая из себя туристов. Не знаю уж, насколько это нам удалось. Мы заглянули в египетский зал, но мои спутники отнеслись к древнему искусству весьма прохладно.

— Старье какое-то и плохо сохранилось, — заметил Джо Эрп.