— Проходи, ты наверное голоден? — и тут я заглянула ему в глаза.
Букет оказался на столике, а мы сплелись в объятиях. Через несколько секунд я услышала рвущиеся наружу рыдания. «Не сдерживайся» шепнула я, и Даниэль разрыдался. У меня тоже слезы навернулись. Возникло чувство дежавю, такое уже было, только я была намного меньше и руки были зажаты перед грудью, а над ухом точно также рыдал отец.
— Извини, не ожидал от себя такого, — сказал Даниэль позже, я без лишних слов отвела его умыться.
А потом мы сели за стол, и он кушал как на приеме, мне надоело смотреть на такое.
— Даниэль, ну ты же не дипломатическом приеме…
Он улыбнулся и набросился на еду как, наверное, я у Синоби.
— Очень вкусно.
— На здоровье.
После мы сидели плечом к плечу на солнышке, млея после вкусного обеда, и неспешно переговаривались. Нам хотелось все время касаться, держаться друг за друга, и в этом не было ничего сексуального, так наверное я бы липла к Ронану, после долгой разлуки и опасных приключений.
Даниэль рассказал, что по прибытии на Синто его взяли в оборот Шур и Грюндеры. Что в принципе, все было не так плохо, как могло бы быть. От него отстали через десять дней и подтвердили гражданство, а после, поселили в поместье Хоресов. Вот тут то и началось самое неприятное — его терпели, с трудом, так, как будто он был преступником и позором семьи. И он был фактически под домашним арестом, хоть это и было незаконно, ведь претензий к нему не выдвинули и гражданство подтвердили.
Помучившись пятнадцать дней он понял, что в такой обстановке рискует сорваться и дать возможность лишить его свободы на законных основаниях. Он угнал флаер и отправился в админкорпус, где подал заявление об отказе от семьи. Как это заявление принимали — отдельная история. Ему повезло встретить в админкорпусе некст Грюндера, и Даниэль попросил у него защиты, как оказалось, очень вовремя, потому что Хоресы уже искали беглеца. Грюндер не отказал, а посмотрев записи с «души» Даниэля пообещал помочь встать на ноги. Он выдавил из Хоресов жалование и страховку на лечение, может Даниэль и получил бы все и без протекции Грюндера, но нескоро и через суд, через большой скандал. Сейчас он присматривает за садом, это должность для глубокого старика, но у Даниэля есть время, чтобы приводить себя в порядок, вспоминать забытое и учиться новому, да и процедуры очистки и восстановления организма отбирают много сил и времени.
— Я рада, что ты смог построить свою жизнь, что всё обошлось. Ты прекрасно выглядишь, наверное, девушки заглядываются на тебя, — ой напрасно я про девушек, он скривился как от горького.
— Заглядываются… Делать им нечего.
Увидев, что я обескуражена, он сказал
— А ты ничего не знаешь? Шур не сказала?
— Ну… «не репродуктивен»…, но…
Он горько усмехнулся и отвернулся.
— Хозяин отрезал мне яйца, — сказал он очень просто, как о чем-то обыденном, — а сумма страховки слишком мала, чтобы можно было вырастить такие железы, так что… употребляю гормоны.
Что можно почувствовать услышав такое признание? Жалость, сочувствие или может презрение? Я почувствовала благодарность, за отсутствие трагизма в голосе, за то, что говорит об этом не глядя на меня, не стараясь подловить реакцию. Я потянулась к нему и поцеловала в щеку.
— Держись, братец, самое плохое в твоей жизни уже позади, теперь будет хорошее.
Он перетянул меня к себе на колени.
— Спасибо.
Мы сидели молча, слова были не нужны.
Потом я повела его по нашему лесу, вышло так, что я стала рассказывать о брате, об отце. Даниэль слушал внимательно, как слушают рассказы о других планетах, представляя то, что раньше не видел.
— Если отец тебя любит, то как допустил твое участие в той операции? — спросил он. Пришлось рассказать, как было дело.
Мы проговорили до самого вечера, вместе приготовили ужин, поели и опять устроились на веранде.
— Знаешь, сегодняшний день похож на сон, который мне снился. Я ведь почти смог заставить себя забыть тебя и не ждать, убедил, что все показалось и не было ничего…
Я лишь молча улыбнулась.
— Я боюсь провести в том саду остаток жизни, — тихо сказал он. — Ни у кого не вызывает доверия человек с одной фамилией, да и вообще с такой биографией.
— Насчет этого не беспокойся, без работы не останешься. Кстати, если хочешь, могу дать учебные материалы для вирты, по пилотированию да и вообще все, что у меня осталось от Синоби.
— А можно?
— Отчего ж нельзя? Ты восстанавливайся, входи в силу, как говорится, потом еще будешь вспоминать эти спокойные деньки как сказку.
— Ара-Лин, почему ты помогаешь мне, из-за клятвы? — спросил он, не глядя на меня.
— Стукнуть бы тебя хорошенько, да жалко. Сам ведь понимаешь, что нельзя так притвориться и подделать то, что есть между нами.
Он улыбнулся.
— Прости.
— Я хочу, чтоб ты стал мне братом.
— Это ведь не тебе решать, а твоему отцу.
— Да, но в первую очередь тебе.
— Ара-Лин, ну о чем ты, зачем я вам нужен, только тень на вашу семью брошу.
— Поживем — увидим. Я так понимаю, ты непротив.
— Честно, я не могу поверить, что у вас всё так хорошо, как ты говоришь.
— Какое хорошо, о чем ты? Только успеваем разгребать.