Синто. Героев нет

Я молча кивнула и попыталась отстраниться, но он притянул меня и поднял лицо, чтобы я на него посмотрела.

– Пусти, Грюнд, – несмотря на страшную внешность, он меня очень и очень привлекал, но это было бы сейчас совершенно лишним.

– Почему? Я же вижу, что нравлюсь тебе. Ты чем-то обязана Синоби?

– Что я, дура? – вырвалось у меня. Никогда и ни в какой малости я не собираюсь быть обязана Аррену Синоби.

– Тогда что? Я все время вспоминаю о тебе; знаешь, как я переживал за тебя, когда ты попала в регенератор и не приходила в себя? Я сам от себя такого не ожидал. Я буду бороться за тебя, – твердо закончил он.

– Ну, нет! – в ужасе вырвалось у меня; только этого мне не хватало.

– Не надо бороться, – добавила я уже спокойнее, – просто подожди!

И, воспользовавшись его удивлением, выскользнула из объятий.

– Хорошо, подожду, – ответил Грюнд, пытаясь прочесть на моем лице.

– А теперь кыш отсюда! – и я выставила хохочущего Грюнда, дразнящегося, что такую ласковую меня никто, кроме него, замуж не возьмет.

Я озвучила Синоби просьбу подполковника об экскурсии, он ответил, что в принципе все готово, и что будет лучше, если русов буду сопровождать я и еще две девушки из Соболевых. Заскочив к Лане, я переоделась в свои привычные штаны, рубашку и армкамзол и отправилась за Соболевыми.

Экскурсия удалась на славу, за исключением того шока, который я испытала, когда вместо двадцатилетнего подполковника увидела мужчину лет под тридцать пять.

Полковник Щедрин, а вернее Полномочный Представитель Президента очаровательно улыбнулся. Без наномаски он был, пожалуй, еще соблазнительнее. Похоже, он принадлежал к той породе мужчин, которые ближе к сорока начинают одним своим присутствием вводить в ступор всех женщин в пределах видимости. Я попыталась сохранить лицо и скрыть удивление. Соболевы весьма правдоподобно изображали гейш, чем безумно бесили Лепехина и каким-то непостижимым образом привели Кахадзе в благодушное настроение. Мы побывали в парках, слетали на кофейные плантации, посетили границы, издалека увидели, как поджаривают стаю крысодлаков, пообедали в маленьком приграничном городке. Потом вернулись в «старые территории», посетили торговый центр. Русы обрадовались тому, что «хоть здесь, все как везде».

Наконец, мы вернулись в посольство, Щедрин видя, что мне что-то нужно, сам предложил мне зайти, выпить чаю. И вот я вертела в руках чашку и не знала с чего начать.

– Я сейчас хочу задать вопрос, как частное лицо. И если вы не посчитаете возможным ответить, то так и будет – сказала я. Все заинтересовались.

– Вы знаете, что случилось с «Гевалтигом» и где он вынырнул? – спросила я, кляня себя за то, что не поставила «зеркало». Этот разговор был слишком болезненным и важным для меня.

– Если вы спрашиваете, каким образом был поврежден «ключ» корабля, что его в прямом смысле, носило по всем вратам столько лет, то ответ – мы не знаем, – холодно ответил Представитель.

Я отрицательно замотала головой, не в силах что-либо сказать. «Носило по всем вратам»!

– Я не это хотела узнать, – наконец сказала я. – Что случилось с теми, кто был на борту?

– Они умерли, – ответил Лепехин. – Говорят, на их лицах застыл ужас.

Чтоб от тебя Судьба отвернулась, он сказал это явно с расчетом причинить мне боль. Не в силах больше выносить враждебные взгляды, я встала и отвернулась, сделав вид, что рассматриваю картину на стене.

– А что сталось с трупами?

– Их просто выбросили, кружат где-то в космосе, – опять Лепехин, садист.

– В каком секторе, возле какой звезды? – чужим голосом спросила я.

Молчание за моей спиной затянулось. Пожалуй, мне пора уходить…

– Сектор 1089, девятый спутник планеты № 5443, – ответил Представитель.

– Спасибо, – еле слышно произнесла я.

– На «Гевалтиге» был ренегат, предатель-синто, который вел корабль к вам, не так ли? – спросил Лепехин.

– Нет, не так, – вместо меня тихо отозвался Крутецкий.

– Кто она вам? – ласково спросил он, ну прям злой следователь и добрый.

Я молчала. Собравшись с силами, произнесла.

– Спасибо, господа. Всего вам доброго.

И не помня как, вылетела из посольства. Стараясь уйти от него как можно дальше, я дошла до периметра центра и там, наплевав на камеры, разрыдалась.

Если бы меня спросили, отчего я так плачу, я бы не ответила. Наверное, я заново оплакивала маму. Оплакивала ее страшную смерть, и то, что не могу прийти к ней на могилу. Оплакивала то, что, закончив Тропезское космолетное, я так и не постигла работы «ключей», говорят, это вообще мало кто понимает, но мама-то смогла что-то с ними сделать в краткий миг перехода. Выплакавшись и успокоившись, я позвонила Синоби и кратко пересказала разговор с русами и его итоги. Он молчал, я отключилась.

Я столько лет хотела узнать обстоятельства маминой смерти и вот наконец узнала. Бойтесь достигать цели, она может вас раздавить. Вот уж воистину так.

Потом дни полетели ярким калейдоскопом, вытеснившим ужас того, что я узнала.