Он напоил меня вином, и я уснул на траве под лунным светом, а перед глазами у меня мелькали факелы. Видя мое состояние, Каптах тайком подмешал в вино маковый сок. Так он отплатил мне за то, что я сделал с ним в Вавилоне, но, спасая мою жизнь, он не замуровал меня в кувшин, а набросил на меня покрывало и следил, чтобы танцующие не затоптали меня. Возможно, что таким образом он в свою очередь спас мне жизнь, ибо в отчаянии я готов был всадить нож в Минотавра и убить его. Каптах просидел со мной всю ночь, пока кувшин с вином не опустел и он не заснул, дыша мне в ухо винным перегаром.
Проснувшись на следующий день поздно, так как зелье оказалось крепким, я не сразу понял, где нахожусь. Вспомнив все, что произошло накануне, я почувствовал себя спокойным, голова у меня была ясная, и я больше не бушевал. Многие участники праздничого шествия уже отправились обратно в город, другие еще спали в кустах – мужчины и женщины вместе, бесстыдно обнажившись, так как они пили, танцевали и веселились до самого утра. Проснувшись, они оделись в новые одежды, женщины поправили свои прически и почувствовали себя плохо от того, что не могут принять ванну – для них, привыкших к горячей воде, текущей из серебряных кранов, вода ручьев была слишком холодна.
Прополоскав рты, смазав лица и подкрасившись, они, зевая, спрашивали друг у друга:
– Кто остается ждать Минею, а кто взвращается домой?
Возня на траве и в кустах многих уже утомила, и они в течение дня возвратились в город, только самые молодые и неутомимые из друзей Минеи остались возле дворца и продолжали развлекаться, будто желали дождаться ее возвращения, хотя каждый знал, что из этого дворца никто еще никогда не возвращался. Дело же было просто в том, что ночью они встретили кого-то, кто им понравился, женщины отправили своих мужей в город и таким образом от них избавились. Тут я понял, почему в городе не было ни одного дома увеселений, а все они находились в гавани. Когда я в этот день и на следующую ночь увидел, как веселятся знатные женщины, я понял, что профессиональным девицам было бы очень трудно состязаться с ними в искусстве любви.
Перед уходом Минотавра я спросил его:
– Нельзя ли мне, хотя я и чужеземец, остаться ждать Минею вместе с ее друзьями?
Он посмотрел на меня недоброжелательно и ответил:
– Тебе никто не запрещает, но в гавани как раз стоит корабль, который может доставить тебя в Египет, ибо ты будешь ждать напрасно, из этого дворца никто еще не возвращался.
Тут я прикинулся простаком и, желая ему угодить, сказал:
– Я, правда, очень увлекся Минеей, но ведь ее нельзя было трогать, а это скучно. По правде говоря, я остаюсь не для того, чтобы ждать ее возвращения, а потому, что здесь немало соблазнительных девушек и замужних женщин, которые охотно заглядывают мне в глаза и, искушая меня, суют мне в руки свои груди – я такого никогда не испытывал. Минея была ужасно ревнивой и строгой, мешая мне веселиться, хотя я не мог делать этого с ней. Я, наверное, должен просить у тебя прощения, ведь прошлой ночью я напился и, может быть, сам того не понимая, оскорбил тебя, я этого, правда, не помню, потому что голова моя еще не прояснилась. Помню только, что положил руки тебе на плечи и просил научить меня танцевать, ведь ты танцевал удивительно красиво и торжественно, я такого никогда раньше не видел. Но если я тебя оскорбил, от всего сердца прошу меня простить, ибо, как чужеземец, я плохо знаю ваши обычаи. Я, например, не знал, что к тебе нельзя прикасаться, поскольку ты облечен особенной святостью.
Все это я бормотал ему, щуря глаза и жалуясь на головную боль, пока он не стал улыбаться, принимая меня за глупца.
– Если так, – сказал он, – я не хочу мешать тебе развлекаться, мы здесь, на Крите, – люди свободомыслящие. Оставайся и жди Минею сколько хочешь, но смотри, чтобы ни одна женщина не затяжелела от тебя – это было бы недопустимо, раз ты чужестранец. Я не хочу тебя этим оскорбить, а говорю о наших обычаях просто как мужчина мужчине.