Синухе-египтянин

– Хоремхеб! Хоремхеб! – кричал он. – Ты ли сейчас говорил о благодарности! И вот сам уже возводишь на меня напраслину! Разве не я отравлял хеттских лошадей и поставлял зерно в Газу? Разве не я нанимал смельчаков и посылал их к тебе в пустыню с донесениями о хеттском войске? Не я подкупал рабов, чтобы они дырявили ножами мешки с водой, которые хетты брали в свои боевые колесницы, отправляясь против тебя в пустыню? Все это делал я – ради тебя и ради Египта, не думая о вознаграждении. Поэтому я посчитал справедливым и правильным оказывать кое-какие услуги хеттам и людям Азиру, от чего тебе большого вреда не было. Вот почему, когда я бежал в Газу, спасаясь от разъяренных хеттов, винивших меня в падеже их лошадей и поражении на Поле мертвецов, при мне находилась глиняная охранная табличка, полученная от Азиру. Мудрый человек принимает все меры предосторожности и не вверяется одной-единственной стреле, но припасает в своем колчане много стрел. И какой прок был бы тебе от меня, если бы я пренебрегал мудростью! Какой прок был бы тебе и Египту, если б моя кожа сохла, вывешенная на стене! Ведь вполне могло случиться, что хетты опередили бы тебя и овладели Газой. Вот на этот случай я и запасся у Азиру охранной табличкой, чтобы при необходимости отдать Газу хеттам – если б ты чересчур замешкался и они так и так в нее бы вошли. Табличка Азиру была у меня надежно спрятана под платьем, но этот Роду страшно подозрительный, и его люди разорвали мою одежду и нашли табличку, хоть я все время прикрывал ладонью слепой глаз и твердил о ядовитых сирийских жуках, как мы условились. Ну а после того, как нашли табличку, Роду уже не хотел верить никаким условным словам и велел растягивать меня на колесе, пока я не заревел как бык и не признался, что я точно сирийский шпион – только чтобы он перестал отрывать мне руки и ноги! Ведь тогда тебе не было бы от меня никакого проку, не правда ли, Хоремхеб? Или это не так?

Хоремхеб расхохотался и ответил:

– Вот тебе и награда за труды, мой милый Каптах! Я знаю тебя, а ты знаешь меня, так что оставь-ка эти разговоры о золоте, они меня слишком волнуют и могут даже рассердить!

Каптах, однако, уперся и под конец выторговал у Хоремхеба единоличное право на покупку и продажу всей военной добычи в Сирии. Таким образом, он получил исключительное право покупать у воинов или обменивать на пиво, вино, игральные кости и женщин всю ту добычу, которая была взята из хеттского лагеря на Поле мертвецов и из лагеря осаждавших Газу и поделена между ратниками. Кроме того, он получил исключительное право продавать или обменивать те долевые части добычи, что принадлежали фараону и Хоремхебу, приобретая взамен необходимое для войска снаряжение. Уже одно это право могло сделать его богачом, ибо в Газу приплывали купцы из Египта и шли торговцы из сирийских городов, махнувшие рукой на хеттов и Азиру ради наживы – ради военной добычи и покупки пленников-рабов; но теперь ни один из них не мог торговать в Газе, не уплатив Каптаху положенной пошлины с каждой сделки. Каптах, однако, этим не удовлетворился и потребовал предоставить ему такое же право на любую добычу, взятую впредь в Сирии войском Хоремхеба. Хоремхеб согласился и на это, поскольку согласие ему ничего не стоило, а сам он купцом не был. Взамен Каптах пообещал не скупиться и щедро одарить его.

И все же Каптах был недоволен. Слова Хоремхеба глубоко задели его, и, когда мы вернулись в мои покои, выпив перед этим вина вместе с Хоремхебом, Каптах помрачнел и стал сетовать на людскую неблагодарность: