Нахман Сыркин выступил в защиту рекомендации: он сказал, что серьезность вынесенного на обсуждение вопроса обязывает укротить эмоции и действовать в соответствии со здравым смыслом. Аргументы же, выставляемые противниками плана, не что иное как романтика. Не измена Сиону вынуждает нас обратиться к другой стране, а бедственное положение еврейских масс. Срочная необходимость организовать эмиграцию требует действия, и сионизм обязан взять на себя инициативу в этом жизненно важном для еврейства вопросе. Если мы этого не сделаем, то понесем тяжелые потери, ибо множество евреев из года в год рассеиваются по всем странам земного шара, и эмиграционный вопрос становится все более серьезным. Как представители единственной организации еврейства мы должны откликнуться на эти нужды.
Не займемся этим вопросом мы — займутся общество ЕКО или другая филантропическая организация, и от этого дело только проиграет. Неверно, что приняв рекомендацию относительно Восточной Африки, мы тем самым отказываемся от надежд на Эрец-Исраэль. Ведь побуждения, толкающие нас к Эрец-Исраэль, имеют не только социально-экономический, но и духовно-нравственный характер. Отсюда следует, что нам нечего бояться Восточной Африки, потому что она не удовлетворит нашего национального чувства (Нахман Сыркин, создатель социалистического сионизма, после Седьмого конгресса в 1905 году вышел из рядов Сионистской организации и основал с группой своих единомышленников Социалистическую территориалистскую партию, называвшуюся сокращенно СС (Сионисты-социалисты). В Америке она называлась СТ (Социалисты-территориалисты). В 1909 году, проживая в Америке, Сыркин вернулся к старому («классическому») сионизму, после того как убедился, что территориализм менее реалистичен, чем первоначальный сионизм. На Чикагской конференции произошло тогда объединение Сыркина и его товарищей с партией Поалей Цион, исповедовавшей примат Эрец-Исраэль.).
Лагерь сторонников угандийского плана составляли, за редким исключением, сионисты Запада, в то время как лагерь его противников, опять-таки за редким исключением, — российские сионисты. Тут и выявилась диаметральная противоположность между ярко выраженным политическим сионизмом и сионизмом национально-историческим.
Характерно, что именно представители страдающего, истерзанного и преследуемого еврейства России со всем пылом души боролись за Сион. Представители западного сионизма не могли этого понять. Российские же сионисты знали, что трагедия евреев слишком глубока и велика, чтобы ее можно было с легкостью устранить. Они видели в сионизме сложный, длительный и фундаментальный процесс и не увлекались формально-политическим подходом, полагавшим решить историко-национальную проблему формальным актом получения «чартера». Это яркое противоречие между мировоззрением двух лагерей описывает Вейцман в своей автобиографической книге «Поиски и заблуждения».
«Наша позиция по отношению к западным вождям нашла свое оправдание в решающую минуту в истории сионизма. После погрома в Кишиневе Герцль сделал попытку заменить Эрец-Исраэль Угандой — ради временного облегчения, как он утверждал, — и не мог понять, что евреи России, при всех страданиях, не в состоянии перенести свои чаяния и мечты со страны отцов на какую-нибудь другую страну. Так обнаружилось, что для западного руководства Эрец-Исраэль никогда и не «существовала». То был мираж, и когда он поблек, вместо него предложили Уганду — на деле еще более мираж, нежели Эрец-Исраэль. Тот факт, что сердце еврейства связано с Эрец-Исраэль узами любви и нравственности, был недоступно высок для разума западников. Они не видели огромного реального значения этих уз, их единственной, неповторимой и незаменимой силы, которая одна способна разбудить энергию, скрытую в еврейском народе».