– Через три дня мы переезжаем в наш летний дом на Масличной горе. Поедем, посмотрим место! – обратился Тейман к Амнону.
– И я с вами, – воскликнула Тамар, – дождь кончился!
Азрикама не пригласили, и он, уязвленный и недовольный собой, вернулся домой. А тут его ждала новость. Работник нашептал ему, что видел, как Ахан навьючил на осла мешки с отборной пшеницей и выехал за ворота. В гневе и с нетерпением Азрикам ждал возвращения Ахана.
– Связался с ворами и продаешь им мое добро? – ошеломил хозяин вернувшегося домоуправителя.
От неожиданности Ахан молчит, словно язык проглотил. Весь гнев, что накопил за день, выплеснул на него Азрикам. Одной рукой схватил за волосы, а другой – давай бить по щекам.
– Руки прочь, Наваль, сын негодный, не то обоим нам смерть! – возопил, забывшись, Ахан.
– В яму его, и воду и хлеб давать самой скудной мерой! – приказал слугам Азрикам.
Хэла бросилась в ноги Азрикаму. Молит пощадить мужа ради нее, напоминает всевластному, как кормилицей была ему. Но тот лишь оттолкнул ее.
– В несчастье нашем мы сами виноваты. Не унижай себя, Хэла, перед негодяем! – крикнул жене Ахан.
А слуги с готовностью исполнили приказание хозяина и водворили домоправителя в яму.
Азрикам возвысил доносчика. И допросил Хэлу: кому свез Ахан украденную пшеницу. А та притворилась, будто не знает, что мешки эти назначались Нааме.
Глава 10
Масличная гора
Ближе к сумеркам Тейман, Амнон и Тамар поднялись на Масличную гору. Место это дорого жителям Сиона и любимо ими: оливковые деревья, густая тень, чудесный аромат вокруг.
– Через три дня покидаем город и переселяемся сюда. Как славно! – воскликнула Тамар.
– Душа человека требует перемен, – говорит Амнон, – деревенскому жителю приедаются тишина и покой, он ищет новизны в городском шуме и гаме. А горожанин, разбитый хлопотами и созерцанием всех пороков, алчет скромной благодати полей, лугов и лесов. Суетны перемены, и посему, хоть из разных окон глядят новизна и привычка, обе видят единый великолепный и скверный мир.
Масличная гора горда достоинствами и деревни и города, – продолжает Амнон. – Неподалеку, где покоится Мертвое море, – там место вечной безмолвной пустыни, а здесь перед нами раскинулся Иерусалим – совершенство красоты.
– Ты видел прежде Мертвое море? – спросила Тамар Амнона.
– Видел, когда возвращался из Боцры. Мудрецы говорят, то было место чудное, как райский сад, покуда Господь не обратил его в пустыню, истребив огнем тамошние города Сдом и Амору, карая жителей за безмерные грехи. Теперь бесплоден этот край. Только сера и соль повсюду, да горящая нафта и смола источают зловоние вокруг. Ни растения, ни зверя, ни птицы – нет живого на проклятой Богом земле. Лишь дьявольский вой слышен в кромешной ночной тьме над морем. Владыка зла носится над руинами Сдома и Аморы. Богата рыбой бурная река Иордан. Но вот впадают в соленое море пресные воды, и умирает река, и рыба гибнет, – ответил Амнон.
– Как жаль, что так произошло! Разве кара устрашает? Или исправляет? Или искупает? – заметил Тейман.
– Довольно о пустыне, обратим взоры к чудному городу, – говорит Тамар. – Как многолюдны городские перекрестки! Гомон у Водных, Восточных, Лошадиных ворот. Крики водовозов под вечер. Вельможи в крытых повозках. Молодые богатые горожане верхом. Гремят колеса, цокают копыта лошадей. Издалека слышно и видно, как струится живой поток – люди тянутся к Храмовой горе.
– У Рыбных ворот шумит бойкий рынок, – подхватил Тейман, – а у Овечьих ворот ревут и блеют стада.
– Кипучий, неисчерпаемый город! – соглашается Амнон. – На земле красуются дворцы, а башни рвутся в облака. Тысячи снуют по делам, у каждого – свое. И глазами, и ушами, и сердцем человек вбирает в себя великий Иерусалим. Все желания людские – пустая тщета, если не в согласии они с волей Бога. Страсти человеческие, где они? Пусть в глиняных хижинах, пусть в каменных дворцах – все они внизу на земле, и до неба ото всюду далеко. А наверху, на горе Мория – витает небесный дух Господа. Он наставляет смертных на верные пути.
– Амнон, спой нам песню во славу Сиона, – просит Тамар.
И Амнон запел.
Признание
Амнон кончил петь. Переполненный чувствами, Тейман бросился к певцу, обнял и расцеловал его.
– Как прекрасно то, что я видел и слышал! – воскликнул Тейман.