Сипстрасси

– Лучше вам с ним не встречаться, – ответила женщина, отходя от него. У столика чернокожего юноши она, заметил Шэнноу, наклонила голову и что-то прошептала тому на ухо. Он кивнул, встал, направился к столику Шэнноу, отодвинул стул и сел напротив Иерусалимца.

– Диллон дюжий, лысый, с густой бородой, – сказал он. – Вам это нужно?

– Где я его найду?

– Если вы начнете его искать, друг, он сам вас найдет. Собираетесь пойти к нему в подручные?

– Почему вы так подумали?

– Я же знаю людей вашего пошиба, – Сказал чернокожий. – Хищники.

– Если так, – заметил Шэнноу с мимолетной улыбкой, – разве вы не вступаете на гибельный путь, оскорбляя меня?

Юноша засмеялся:

– Жизнь – это сплошной риск, друг. Но сдается мне, в данном случае он очень невелик. Видите ли, я вооружен и сижу прямо против вас. – Его темные глаза блеснули, и было очевидно, что он презирает Шэнноу. – Что вы скажете на это?

– «Глупый свой гнев изливает, а мудрый сдерживает его», – ответил Шэнноу. – Поберегись, малый: поспешные выводы оборачиваются бедой.

– Ты назвал меня глупым? – Рука чернокожего юноши задрожала над эмалированной рукояткой пистолета под курткой.

– Я констатирую факт, – ответил Шэнноу. – И если вы прислушаетесь, то услышите щелчок взводимого курка. – Из-под стола донесся двойной щелчок. – Вам словно бы не терпится завязать ссору, молодой человек. Или вас подослали убить меня?

– Никто меня не подсылал. Просто я презираю таких, как вы!

– Юность всегда торопится с приговорами. Ты знал фермера Хонкина?

– Я его знаю. Люди вроде вас согнали его с его земли. Не сумел найти трех поручителей для принесения Клятвы.

– Он убит, – сказал Шэнноу. – Застрелен. На его детей охотились, как на диких зверенышей. Я жду, когда вернется капитан Крестоносцев, а тогда подам жалобу на Джека Диллона.

Юноша наклонился вперед, растопырив локти на столе.

– Вы что, правда ничего про Диллона не знаете?

– Я знаю, что он… и его товарищи хладнокровно расстреляли безоружного человека. И я позабочусь, чтобы он предстал перед судом.

Чернокожий юноша вздохнул:

– Кажется, насчет тебя я ошибся, друг. Но глупый тут не я один. Думаю, тебе надо ускакать отсюда, и побыстрее.

– С какой стати?

Юноша наклонился почти к самому его лицу:

– Джек Диллон и есть капитан Крестоносцев. Назначен месяц назад самим апостолом Савлом.

– Что это за город? – спросил Шэнноу, – Тут совсем нет честных людей?

Чернокожий юноша рассмеялся:

– Да где ты жил, друг? Кто решится поднять голос против помазанного Крестоносца? Их тут сорок, да еще Иаков Мун с его Конниками. Против них никто не пойдет.

Шэнноу ничего не сказал, но юноша с облегчением услышал, как затвор был снят с боевого взвода.

– Меня зовут Арчер, Гарет Арчер. – Он протянул руку.

– Оставь меня, малый. Мне надо о многом подумать.

Арчер отошел, а официантка принесла еще одну кружку подслащенного молока. На этот раз она улыбнулась. Шэнноу смотрел в окно на главную улицу городка. На западных склонах за домами виднелись рудники, а за ними поднимались дымы плавилен и фабрик. Столько грязи и черной копоти от дыма.

В его памяти непрошено возникло лицо. Худой пожилой мужчина, лысеющий, с острыми чертами лица и кроткими карими глазами.

«Это прогресс. Пастырь. С той поры, как самолеты приземлились и мы узнали, кем мы были когда-то, все изменилось. В самолетах летели инженеры и врачи и еще всякого рода специалисты. Большинство умерли до истечения года, но они успели передать свои знания. Мы вновь созидаем. Скоро у нас будут хорошие больницы, прекрасные школы и заводы, которые снабдят нас машинами для того, чтобы было легче сеять и собирать урожай. Появятся большие города и дороги, ведущие к этим городам. Будет подлинный рай».

«Рай, опирающийся на изрыгаемый дым и вонючую копоть? Я вижу, что вокруг консервного завода погибли все деревья, а в Малой речке больше нет рыбы».

Шэнноу прихлебывал подслащенное молоко и старался подобрать имя к этому лицу. Браун? Брим? И вдруг он вспомнил: Брум, Джозия Брум. И это имя воскресило еще одно лицо – сильное женское лицо в ореоле пшенично-золотых волос.

Бет.

Воспоминание пронзило его сердце будто нож.