Короткие приветствия, переглядки Шакти со Старейшим, который после этого — вот уж, действительно, в день снегопада в Токио возможны любые чудеса! — чуть смущенно закашлялся и… — вы правильно угадали! — начался совместный отстрел бедного Сирахамы!
И — опять моя ошибка — я имел неосторожность засмотреться на змеино-плавные движения Шакти и ее учениц: Миу, Мисаки и Ренка, полыхнув ревностью, тут же присоединились к обстрелу. Но на общем фоне их вклад был совсем незаметен.
Дочери Индии оказалась более предусмотрительны и запасливы, чем додзе Редзинпаку — в джипах оказались термосы с чаем и конфеты с печеньем.
Индуски и тут сумели удивить. Если остальным чай вручался с обычным кивком (ну, разве что Старейшему Шакти вручила пиалу собственноручно, устроив целое представление со смущенными жестами, испуганными движениями и прочей атрибутикой из жанра «школьная романтика»), то мне чашку вручила Лин Ченг Шин… с глубоким поклоном.
Все эти странности вокруг меня… после определенного момента они утомляют… и даже злят. Так что я даже интересоваться не стал, в чем тут дело — поклонился в ответ и залпом осушил чашку с каким-то незнакомым горячим отваром.
И плевать, если это какой-нибудь древний индийский способ предложения руки и сердца. Пошли они все в жопу!
Заболел я к ужину. Поднялась температура, в глаза будто песок насыпали, яркий свет стал раздражать, в затылке вспухло чугунное ядро, перекатывающаяся по черепу при каждом неосторожном движении, в горле образовалось какое-то неудобство, которое завтра превратится в изнуряющий «наждак»…
«Прости старика, Малыш: это тебе, наверно, от меня досталось —
«А может… ну его? Не наплевать ли нам на общественное порицание и осуждение за пропущенный поединок с Дикарем? А Апачай… девочки прекрасно знают, в каком я состоянии. И мастера — тоже… И жертву потом принесем щедрую! Пять „куриц гриль“, например!»
«Ты — молодец, Малыш! Я серьезно, без подначки. Здраво стал рассуждать, тебя все труднее взять „на слаб
«Туфта! Мы про этот поединок думаем с третьего на пятое! У нас просто свободного времени нет сопли жевать и… как ты там выражался… рефлексировать?»
«Молоток, Малыш! Я ж говорил, что „на слаб
Мы ужинали у меня дома. Мастера и Шакти с ученицами, разумеется, отправились в Редзинпаку (ученицы Шакти вытащили из багажников огромные термосы, позволили в один из них заглянуть Апачаю и — вопрос с приглашением Шакти Рахман в Редзинпаку оказался решен — Демон Подземного Мира подхватил пять тяжеленных термосов и, ни у кого не спрашивая разрешения, исчез в воротах Редзинпаку). А мы с девушками отправились ко мне домой. Гостиная у нас просторная, следы недавнего разрушения уже были убраны несколькими бригадами рабочих (под шумок мать сменила всю мебель и поменяла обстановку, добавив или убрав несколько перегородок). Нас ждал какой-то исключительно вкусный ужин, в количествах, намекающих на осведомленность родителей о примерной численности участников вечерней трапезы.
Мисаки заметила мое состояние первой. Что неудивительно, учитывая ее эмпатию. Тихо подобралась и под одобрительное «Вау, сеструха! Аники, ты тоже не тормози!» прижалась губами к моему лбу.
— Девочки! — Обеспокоенно позвала она.
Девушки под озадаченными взглядами моих родителей и тихие щелчки фотоаппарата повторили замер температуры.
— Ара-ра! — Ренка совместила приятное с полезными и легко коснулась своими губами моих. — Аната, а ты простудился… А я кому говорила перчатки и шапку надеть? Говорила?
— Говорила. — Вздохнул я.
— Будущих жен нужно слушать, Кенчи! — Поддержала Миу свою молочную сестру. — Рен, мы сбегаем в аптеку. Ми-тян… сделаешь
«Представление для моих родителей! Стопудоф! Чувствуется наигранность — Станиславский не поверил бы. А так — смысл сценки ясен: первая жена руководит гаремом, а все вместе они заботятся о муже. В полном согласии и в едином порыве. Красота!»
«Ты меня в последнее время все чаще радуешь правильными выводами, Малыш! Оно самое. Представление. Однако, посмотри на эмоции родителей — умиление и довольство. Искреннее!»
И все вокруг меня заверте…
Гостиная опустела. Только старшие Сирахама на одном диване и прижавшаяся к боку матери Хонока.
— Гхм… дорогая, — Мототсуги приложил тыльную сторону ладони ко лбу и устало закатил глаза. — Что-то мне нездоровится!
— Лжец! — Саори, не отрывая взгляда от планшетника, на который транслировалось изображение с камер наблюдения, отвесила мужу подзатыльник. — Наглый, беспринципный, коварный лжец!
— Минус три бала за артистизм, папа! — Поддержала Хонока.