— Вот, — сказал Ферапонт Григорьевич, и его морщинистое лицо расплылось в приветливой улыбке, — такова рекогносцировка. Как видишь, я тоже ваш родственник. Это я составил по материалам городского архива и показываю тебе, чтобы хоть ты не сомневался в наших родственных отношениях. Тут сплошная история, а историю, как тебе известно, не переделать.
И он назвал номера архивных документов, которыми пользовался.
Я не мог не оценить проделанной им работы. Кроме того, он утёр нос этим Сиракузовым. Я почесал за ухом и спросил, насколько это всё для него важно.
— Не очень-то, — признался он, — поскольку я могу прожить без вас ещё добрый десяток лет… (Здесь он имел в виду всех Сиракузовых — Лапиных). Но я бы хотел, чтобы один… или, скажем, лучше два человека, один из которых ты, всё-таки признавали меня…
Этой просьбы было для меня вполне достаточно, и я юридически оформил его признание: на ближайшей контрольной подписал свою работу тройной фамилией — Сиракузов-Каменев-Лапин.
8. Эксперимент
Когда теперь меня спрашивают, зачем я это сделал, неужто хотел подвести своего родственника и учителя Михайлу Михайловича, я отвечаю: нет, не хотел, поскольку перед контрольной сам Михайла Михайлович заявил нам, что тот, кто хочет, может не ставить свою фамилию, поскольку и без фамилий ему всё будет ясно, а во-вторых, он целиком полагается на наши знания, а также на нашу совесть.
Сиракузовы-младшие немедленно закричали, что такого быть не может, что Михайла Михайлович ставит перед нами жуткие условия, что они, мол, от волнения такими почерками напишут, что не только Михайла Михайлович, но и их отец, начальник милиции, ничего не разберёт.
И тут Михайла Михайлович сказал: пожалуйста, это его не пугает. Он разберёт. Не случайно эта работа носит название экспериментальной.
— Пишите, — сказал он нам, — пишите… И посмотрим, поможет ли это вам…
И тогда мы, всё ещё не веря своему счастью, принялись писать.
И вот тут-то я и решил поставить тройную фамилию, и ещё семеро, глядя на меня, решили поставить тоже: кто добавил материнскую, а кто тёткину.
Уж если Михайла Михайлович, рассудили мы, берётся узнать нас без фамилий, то уж с такими фамилиями узнает наверняка.
9. Эксперимент (продолжение)
Вечером, наступив в потёмках на нашего кота Кирюшу, к нам ворвался Михайла Михайлович и начал трясти перед обомлевшей тёткой Розой контрольными работами и спрашивать, есть ли у него ученик Сиракузов-Каменев-Лапин, и сам же себе отвечал: нет, нету, потому что у него есть ученик Лапин, но, оказывается при ближайшем рассмотрении, Лапина у него тоже нет.
«Да вот же, — хотела сказать Вера, — вот он сидит!..»
Но не сказала, так как следом вошли Сиракузовы-младшие и сели аккуратно рядышком, поджидая, когда меня начнут пороть.
Я только увидел их, сразу понял, чего они ждут.
— Вот, полюбуйся! — говорил Михайла Михайлович, потрясая перед тёткой Розой контрольными работами. — И это называется работа на совесть! Этот закоренелый двоечник Кушелев взял себе фамилию русского канцлера Безбородко!.. А этот, с позволения сказать, Лапин… Я почти уверен, Роза, что этому их кто-то научил. Только кто?
— Этому кто тебя научил? — строго спросила меня тётя Роза, которая в отсутствие отца и матери заменяла нам их. — Вера ведь не взяла себе тройную фамилию? Пётр и Павел тоже!
Оба Сиракузова разом кивнули и скорбно уставились на меня.
— У Веры не было контрольной, — сказал я.
— Не было, — подтвердила Вера.
— Она ведь учится не у нас, а в шестом. И потом я не успел ей сказать, что Ферапонт Григорьевич — тоже наш родственник. А Сиракузовы потому не написали, — тут я с удовольствием поглядел в их сторону, — потому не написали, что Ферапонт Григорьевич отодрал их за уши… А за других я не отвечаю.
Оба Сиракузова ещё более скорбно уставились на тётку Розу.
А Михайла Михайлович сказал:
— Ага!.. Всё-таки ветер дует со стороны магазина, — и оживлённо потёр руки. — Так я и думал, Роза. Ты знаешь, я ничего не имею против Каменева. Но всему есть предел. Вот он и он испортили мне контрольную работу!.. Вернее, пытались испортить. Но ни ему, ни ему это оказалось не по силам!..
— Да при чём здесь Каменев?! — удивился я. — Откуда он мог знать про нашу контрольную? Сами говорили: можно писать с фамилиями, можно писать без фамилий, а теперь говорите: кто-то пытался испортить эксперимент!..
— Какой эксперимент? — удивилась тётка Роза.
Михайла Михайлович, как мог, осторожно объяснил ей, что это была не просто работа, а большой сложности психологический эксперимент.
— Тогда, извини, я не понимаю, чего ты хочешь, — сказала тётка Роза. — Ну, не удался эксперимент… Бывает! Но никто после этого не бегает по городу и не ищет без вины виноватых…