Сирень (ЛП)

Взгляд Джерико метнулся ко мне, и явная тревога, которую я увидела внутри, странным образом успокоила мое ноющее сердце. Он медленно покачал головой, но это было не из-за колебаний. Это было неверие в то, что я когда-либо могла так подумать.

— Нет, Брэкстон. Нет, — он сделал неуверенный шаг вперед, и когда его руки нашли мою талию, я позволила ему удержать их там. — Я люблю тебя.

— Почему? Почему я, а не она? Что плохого сделала твоя жена из того, что я сделала правильно?

Его глаза сузились как раз перед тем, как он крепче прижал меня к себе. Это было моим единственным предупреждением, прежде чем он прижал меня спиной к стене и поймал в ловушку, используя только свой гнев.

Милый, печальный, нежный Джерико исчез.

Я смотрела на Рика.

Решительного, мстительную расплату, которую он скрывал от всего мира.

Один пах ягодами, а другой воспламенял меня.

— Слушай внимательно, и да поможет тебе Бог, если ты заставишь меня повторяться, — предупредил он меня. — Мои чувства к тебе не имеют никакого отношения к ней. Я не буду сравнивать тебя, потому что она не сравнится. Хочешь знать, за что я люблю тебя? Отлично. Но ни на секунду не думай, что я отдал тебе свое сердце, чтобы заменить ее. Не принижай себя, когда устанавливаешь стандарты. Девушка, в которую я влюбился, должна быть умнее этого.

— Рик…

Он заставил меня замолчать, резко схватив за подбородок:

— Я ясно выразился, Брэкстон?

Мой рот наполнился вишней, в то время как моя киска пульсировала, а живот согревался и скручивался сам по себе. Да. Я поняла его. Я услышала его громко и отчетливо.

Однако, очевидно, признаться в этом самой себе было недостаточно.

Взгляд, который он бросил на меня, предупредил, что мне лучше поскорее заговорить.

— Да.

Рик долго смотрел на меня, ожидая хотя бы малейшего признака того, что я лгу. Я почти пожалела, что это не так, когда почувствовала, как у меня поджимаются пальцы на ногах при мысли о том, чтобы получить больше того, что он дал мне в Коннектикуте.

Покачав головой, он наклонился, упираясь предплечьем в стену и загоняя меня в клетку.

— Я хочу поцеловать тебя, — нежно признался он, проводя большим пальцем по моим губам.

Поцелуй меня.

— Но не буду. Мне нужно, чтобы ты думала ясной головой.

— Сильно самоуверенный?

Он так и не утратил своего серьезного выражения, когда опустил руку, которая держала мое лицо, чтобы сжать мою задницу через джинсы. В этом простом жесте было столько собственничества. Оно заставило меня задуматься о том, как далеко он ушел от барабанщика, с которым я познакомилась девять месяцев назад. Тот, кто играл на заднем плане и позволял своим друзьям командовать, потому что ему не нравилось поднимать шумиху. Моему сердцу теперь было до боли ясно, почему он предпочитал именно это.

Потому что волны, вызванные Джерико, были трагичны для души.

Они были как стофутовые цунами.

— Нет, — он отпустил меня, отступил на шаг и засунул руки в карманы джинсов, глядя на меня. — Когда я не горю желанием трахнуть тебя, все, что я могу переварить — это страх. Я ломал себе голову с того момента, как узнал, что ты знаешь об Эмили. Не думал, что ты когда-нибудь простишь меня, но потом ты простила, и это дало мне надежду. Я цеплялся за это семя до тех пор, пока не понял, что на самом деле потерял. Доверие. Ты так легко отдала его, и я не понимал до того момента, пока не начал подыскивать слова, чтобы вернуть его обратно. Если бы я знал, что потеря тебя вывернет меня наизнанку, я бы рассказал тебе об Эмили. Я бы сказал тебе об этом в тот самый момент, когда пожалел, что не тебе я отдал свою фамилию. Я еще даже не поцеловал тебя тогда. Ты знала об этом? Я хотел жениться на тебе задолго до того, как впервые поцеловал. Так сильно, что на следующий день я подал на развод.

Пока Джерико собирался с мыслями, а я прокручивала в голове все, в чем он сейчас признался, мы смотрели друг на друга, мечтая о том, что могло бы быть.

— Знаю, ты чувствуешь себя виноватой за то, что я люблю тебя, — сказал он, — но ни у кого из нас нет причин нести этот груз. Я перестал хотеть Эмили задолго до того, как мы встретились, и ей некого винить, кроме самой себя.

Его губы сжались в мрачную линию, а брови опустились, когда он вспомнил прошлое.

— Мы были женаты всего четыре месяца, прежде чем она изменила мне, а после шести, прежде чем она сбежала, потому что я сказал ей, что если ребенок не мой, то между нами все кончено. Не знаю, говорил ли за меня гнев, но знаю, что прошло больше четырех лет. Она не позволит мне найти ее, потому что больше заботится о своей власти надо мной, чем обо мне самом. Ей нравится знать, что я преследую ее, и ей все равно, причиняет ли это боль. Ей все равно, если я схожу с ума из-за моментов, которые, возможно, пропускаю со своим ребенком. Мое сердце продолжало биться, когда она вышла за дверь, и теперь я знаю причину. Это потому, что оно никогда ей не принадлежало. Оно всегда было предназначено для тебя.

Версаль с таким же успехом мог быть ягодным полем, а не дворцом семнадцатого века.