Читаем Сирена полностью

Сирена

– Одна из величайших «горизонталок», как их образно называло высшее общество Второй империи. И слово, на мой взгляд, не передает в полной мере их мастерства.

Я ничего не ответил. Я одевался. Я понял, что нахожусь за той самой двустворчатой дверью, которая выходила в гостиную и всегда казалась мне в каком-то смысле охраняемой.

– Ты в курсе, что она послужила прототипом одной героини Золя?

Какая мне, на хрен, разница?

– В романе, который называется…

Она не договорила, глядя, как я открываю дверь.

– Нана, – сказал я.

И столкнулся с ней лицом к лицу.

Когда она увидела меня, краска отхлынула от ее щек.

Кто-то, кто думает о тебе

Назавтра в редакции все нашли, что я великолепно выгляжу. Вернувшиеся из отпусков спрашивали, где я был.

– Дашь мне адрес твоей клиники? – спросил напрямую редактор рубрики «Искусство жить», видевший меня до выходных.

Посмотревшись в зеркало в лифте, я отметил, что действительно нахожусь после этой безумной ночи в поистине олимпийской форме. Лицо отдохнувшее, волосы блестят, несмотря на количество принятого алкоголя.

Психологически, однако, от меня осталось мокрое место.

Нана стала невидима.

Дита исчезла.

Квартира напротив была погружена в тишину.

С книжной полки, между Софоклом и Страбоном, маленькая сова смотрела на меня с укоризной, хотя вообще-то в ее больших удивленных глазах можно было прочесть то, чего в данный момент хотелось.

* * *

В следующие дни я работал как одержимый, но пребывал в прескверном настроении. Силы отчасти вернулись ко мне, но я снова боролся с призраками. С призраком Пас, опять преследовавшим меня. Неужели Нана лишь ненадолго оккупировала территорию?

К счастью, у меня был сын, который требовал окончания эпопеи о Морламоке. Я собирался навестить его в выходные.

* * *

На перроне вокзала его волосы пахли водорослями, а губы ванилью от съеденного на пляже мороженого. Еще не кончилось лето, но он сказал мне, что сомневается в существовании Деда Мороза. «Дедушка, который никогда не умрет, – это неправдоподобно», – безапелляционно высказался он, рассмешив до слез моего отца. «Жизнь иногда тоже бывает неправдоподобной», – хотелось мне ответить сыну.

Под конец выходных он протянул мне рисунок: темноволосая женщина в черном, красное кровоточащее сердце и слезы на лице.

– Кто это? – спросил я его.

– Кто-то, кто думает о тебе.

* * *

Однажды вечером, когда никак не удавалось уснуть, я достал бирманский сундучок, где хранились последние фотографии Пас, чтобы еще раз поискать какой-нибудь знак, деталь, которой я не заметил. Открыв металлическую крышку, я вынул конверт из крафтовой бумаги с надписью «Hyp», и меня захлестнула боль. Снова видеть эти места, бурые утесы, было невыносимо. Кадры ввинчивались в мозг. Утрата раскрыла свою зубастую пасть. Хотелось кричать. Я позволил себе рюмку водки. Потом вторую. Вышел, чтобы не биться головой о стены. Долго ходил. Но Сена под фонарями напомнила мне о море, там, где покоилась она. Мне пришлось бороться изо всех сил, чтобы не завернуть в дежурную аптеку на бульваре, всегда окруженную жалкими африканскими шлюшками и мигрантами с Востока с кинжальными взглядами. Я вернулся домой, захлебываясь от накатившего одиночества.

На следующий день в мою дверь позвонила Нана. Прошло две недели.

– Нана, мне очень жаль, я… Ты не поверишь, но…

Я осекся, не закончив фразы: «… в ту ночь я думал, что это была ты».

– Не будем больше об этом.

Оно и к лучшему. Смехотворность не убивает, но ранит болезненно.

Она же не отказала себе в удовольствии:

– И потом, это не то, что если бы мы были вместе…

Я выдержал удар не моргнув глазом. Она глубоко вдохнула.

– Тебя хочет видеть отец.

И в ответ на мой вопрос зачем, сказала:

– Дита несовершеннолетняя.

Я чуть не расхохотался. Но она не шутила.

– Что за бред?

– Я знаю, она выглядит намного старше.

– А ее бизнес, сандалии?

– Это к делу не относится. Ей есть кому помочь. Отец хочет тебя видеть. Думаю, это ясно, нет?

Я не мог удержаться от улыбки:

– Извини, Нана, но кем он себя мнит?

– Он себя мнит собой. Чего хочет мой отец, то обычно и делается.

Жестокая складка залегла в уголке ее рта. Я засомневался. Вспомнил квартиру, сокровища, которыми она полна. Озеро Стимфалия…

– А где твой отец?

– В данный момент в Греции.

– И вызывает меня туда? В Грецию.

– Завтра. Считай это приглашением.

– Завтра?

Сколько уверенности, властности… Было почти заманчиво познакомиться с таким человеком.

– И я должен взять билет, вот так, бросив все дела?

Она покачала головой:

– У него свой самолет.

– Разумеется, как я не подумал!

Да, это было и вправду заманчиво. Не говоря о том, что у такого человека наверняка длинные руки. Я подумал о сыне. Этот Атанис мог мне подгадить. И это был случай наконец его увидеть.

– Ты должен быть в Ле-Бурже завтра в восемь. Тебя встретит стюардесса.

Только этого мне не хватало.