Сиреневая госпожа поместья Лундун

— Ты хорошо выглядишь, — в очередной визит заметил Ришан сразу после того, как забрался ко мне в комнату. В руке он держал цветок на тонкой ножке с яркими фиолетовыми лепестками. — Вот, я тебе принёс эолу, — протянув мне цветок, заявил мальчик, а затем с гордостью добавил: — Я её сам сорвал!

Я понятия не имела, что такого особенного в этом цветке, но всё равно с радостью приняла дар: в прошлой жизни цветы мне дарили крайне редко, да и то в основном родители на день рождения. А тут такая красота и без какого-либо повода.

— Я благодарю тебя, — улыбнувшись, тщательно выговорила я фразу-клише, а затем, чтобы ответ не казался слишком сухим и безэмоциональным, добавила: — Она очень красивая.

Голубые глаза мальчика засветились неподдельным счастьем.

— Когда Чатьен тебя отпустит? — с недовольными нотками в голосе спросил Ришан. — Ты не выглядишь больной. Почему он всё ещё держит тебя здесь?

Мне нечего было ему на это ответить. С момента моего пробуждения прошло уже два месяца — колоссальный срок, если задуматься. Только вот мне он казался смехотворным, особенно если смотреть на него в перспективе того количества информации, которую мне ещё предстояло усвоить, чтобы достоверно изображать Сиреневую госпожу поместья Лундун.

— Я не знаю, — посчитав, что совсем оставить вопрос брата без ответа будет невежливо, сказала я.

Ришан нахмурился.

— Я поговорю с отцом, — непреклонным тоном заявил он. — Тебе пора возвращаться домой.

— Нет нужды, — поспешно сказала я. — Мне здесь хорошо.

Ришан вспыхнул: очевидно, мои слова по какой-то причине сильно его задели. Подавшись вперёд и уже привычно схватив меня за руку, мальчик начал что-то очень быстро мне втолковывать, только вот я совершенно не успевала за ним, так что смысл его слов от меня ускользнул, как сквозь пальцы песок.

К счастью, Чатьен Васт, похоже, обладал звериным нюхом на непрошеных гостей. Стоило только Ришану закончить свою прочувственную речь, как дверь спальни открылась, и в комнату вошёл мой надзиратель.

— Красный господин поместья Лундун, — сухо проговорил лекарь, наградив мальчика мрачным взглядом. — Вы вновь нарушили мой запрет. Прошу вас уйти, иначе я сообщу бэкхрану о вашем недостойном поведении.

Ришан, до этого сидевший на краю постели, вскочил на ноги и, отчаянно жестикулируя, принялся что-то гневно объяснять Чатьену Васту. Полностью понять его речь мне опять не удалось, но слова «несправедливость», «заложница» и «отец» я уловила чётко.

— Ришан, — негромко, но твёрдо позвала я брата, решив для разнообразия встать на сторону своего надзирателя. — Хватит.

Мальчик резко замолчал, словно ему выключили способность говорить, и с недоумением посмотрел на меня.

— Уже поздно, — продолжила я говорить максимально спокойным тоном. — Я устала.

А вот эти слова оказали на моего брата просто волшебное действие: моментально растеряв весь запал, Ришан торопливо попрощался, пожелал мне доброй ночи и ушёл, правда в дверях послал лекарю настолько красноречивый взгляд, не сулящий тому ничего хорошего, что я едва удержалась от смешка.

— Зачем ты его впускаешь? — спросил Чатьен Васт после того, как мы в комнате остались одни.

— Я не могу его не впустить.

Мужчина наградил меня нечитаемым взглядом. Пройдя к окну, он одним уверенным движением запахнул деревянные ставни, закрыв их на мощный засов, после чего повернулся ко мне и вопросительно вскинул бровь, как бы спрашивая: «А сама ты так не могла сделать?». Я лишь насмешливо фыркнула на подобное решение проблемы ночных визитов Ришана.

— Если не войдёт в окно, войдёт в дверь, — заметила я.

Чатьен Васт тут же поправил придаточную часть предложения, при образовании которой я умудрилась допустить сразу три ошибки. Мне оставалось лишь обижено поджать губы: терпеть не могу, когда у меня что-то не получается. Синдром отличницы, будь он неладен.

— Я не могу говорить только с тобой, — выдержав короткую паузу, сказала я. — Ты щадишь меня. Это не поможет мне говорить.

Чатьен Васт нахмурился.

— Что, по-твоему, тогда поможет?

— Другие люди, — уверенно ответила я. — Они не будут меня жалеть.

— Я не жалею тебя, — возразил лекарь. — Я помогаю.

— Я вижу это по-другому.

Мужчина скрестил руки на груди, так и оставшись стоять возле закрытого окна.

— Тебя разоблачат, — уверенно заявил он. — А потом казнят. И меня вместе с тобой.

А вот это уже было обидно! Я не настолько глупа, чтобы со своими тренировками соваться к отцу, матери или кому-то из вихо— местному аналогу старейшин вечевого строя Древней Руси.

— Ты сказал мне: «ты не можешь прятаться вечно», — напомнила я лекарю. — Я согласна. Ты сделал очень много. Теперь я должна выйти к людям.

Чатьен Васт несколько секунд сверлил меня нечитаемым взглядом.

— Хорошо, — наконец, сдался он. — Завтра я приведу служанку. Начнёшь с неё.

* * *

Проснувшись следующим утром, я непроизвольно вздрогнула: возле моей кровати навытяжку стояла молодая девушка лет двадцати, с копной огненно-рыжих волос, в простом хлопковом платье тёмно-серого цвета в пол, с длинными рукавами, плотно обхватывающими руки, и скромным вырезом-лодочкой.