Сиреневые ивы

Я выбрал коня светло-серой масти, рассчитывая, что на фоне снега он будет не так заметен. По пути в нашем расположении видел группу партизан. На их лицах озабоченность. Миновал деревушку. Около нее, на пригорке, - наша последняя застава: взвод стрелков и три самоходки СУ-152. Стволы их обращены на запад, а мой путь - на юг. На заставе проверили документы, как-то странно посмотрели на меня и пожелали успеха. Оставшись один, я отломил ветку и, похлестывая лошадь, помчался по дороге. Не проехал и полукилометра, как сзади грохнули тяжелые орудия самоходок. "В кого же стреляют?" Не сдержав любопытства, выскочил на опушку леса и сразу увидел атакующие немецкие танки. Два шли прямо на меня, видимо, обходя позицию самоходчиков. Предупредить бы ребят, но я не могу задерживаться. Да ведь не дураки же там - должны следить за флангами. Поворотив коня, отчаянно нахлестываю его по бокам, но он, испугавшись выстрелов, заартачился. Мне стало страшно. Заметят - одна очередь из пулемета, и конец. Я в те минуты старался не думать о собственной жизни, но документы!.. Соскакиваю с лошади, опрометью бросаюсь в лес. И вдруг приходит на память: "Дрожишь, скелет? Ну так знай, что я тебя еще не туда поведу". Замедляю шаг, громко смеюсь этой фразе французского маршала Тюренна, которую любил приводить наш училищный преподаватель военного искусства полковник Айновский - подвижный седенький старичок. Говорят, эту фразу часто повторял Суворов.

Тут только замечаю, что кто-то бежит следом, громко фыркая. Ба, да это же мой конь! Смеясь, говорю ему: "Выходит, тебе нужна была не хворостина, а личный пример хозяина". Вскакиваю верхом и несусь к штабу, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви...

В штабе корпуса меня немедленно повели к майору Москвину, подробно расспросили обо всем увиденном, потом вызвал Шабаров. Выслушав и расспросив, он пригласил к себе начальника разведки майора Богомаза, а мне приказал пока отдыхать...

- В записках лейтенанта нет сведений о его возвращении в

бригаду, - говорил Александр Павлович Рязанский. - Видимо,

оно прошло без приключений. Но он оказался последним связным

- кольцо вокруг двенадцатой гвардейской скоро окончательно

замкнулось. Корпус получил приказ отойти на рубеж

Михайловка, Елизаветградка, но прежде следовало вывести

бригаду из окружения.

План выхода мы разрабатывали в штабе корпуса. Для

деблокирующего удара у нас не оставалось свободных сил. В

танковой бригаде, например, насчитывалось лишь полтора

десятка машин. Поэтому расчет был на хитрость и внезапность

действий, если она вообще возможна в подобных условиях.

Выбрали направление, наиболее трудное для движения, где

гитлеровцы меньше всего ждали появления бригады. Это - в

нескольких километрах севернее того места, где бригада

входила в Каменский лес. Гитлеровцы теперь усиленно

караулили его. По "старому" пути намечалась ложная атака.

Корпус помогал бригаде встречными ударами на обоих

направлениях. Причем демонстративный удар должен быть

наиболее шумным и начинаться в том случае, если выход

бригады к опушке обнаружит противник,

...Ночь с 17 на 18 декабря. Состояние у всех напряженное. Мной владеет одна мысль: скорее в бой, на прорыв. Комбриг уверенно, с подчеркнутой точностью отдает распоряжения. Начальник политотдела подполковник Дмитриев доложил ему о расстановке офицеров на самых ответственных участках. Сам комбриг будет в авангарде, Дмитриев - в штабе с главными силами, Михайленко - в арьергарде, Кривопиша - на "сабантуйном" направлении - там, где обозначалась ложная атака. Комбриг приказал выстроить разведроту. Он объяснил разведчикам, что от того, насколько бесшумно они снимут боевое охранение противника, будет зависеть судьба бригады. В заключение спросил, есть ли добровольцы. Вся рота, словно по команде, шагнула вперед. Борисенко обнял ротного командира и сказал: "С вашими героями можно и не такие дела вершить! Ждите сигнала к выступлению". Затем он проинструктировал командиров батальонов, артдивизиона и отдельных рот. Тыл бригады, машины и повозки с ранеными были поставлены в середине колонны главных сил.

Глубокой ночью подошли к опушке. Падал снежок, холодно искрясь в отсветах немецких ракет. Мы знали: враг ждет нашей попытки прорваться, и оттого было особенно тревожно. Поступило донесение разведчиков: можно двигаться вперед. Не прошли и двух десятков шагов, как впереди загремела стрельба. В небе повисло сразу несколько осветительных ракет. Однако в следующую минуту вражеские ракетчики стали уделять нам минимум внимания. И не случайно. Справа Кривопиша устроил настоящий "сабантуй". Там рявкнули танковые пушки, затараторили автоматы и пулеметы, завыли мины. Со стороны леса Нерубайка ухнули орудия самоходок, их тяжелые снаряды понеслись на Болтышку. Не мудрено, что гитлеровцы не поняли, где у нас ложная атака, а где настоящая.