Сиреневый бульвар. Московский роман

– А вам не кажется, Анатолий Сергеевич, что это завуалированная грубость? Мне претит все резкое и крайнее.

– Ты хочешь сказать, что мы невоспитанные хамы? Что ты за цаца? Тебя правда коробит! Мы – люди простые, Кембриджи не кончали, лихого хлебнули с лихвой, – с этим Анатолий Сергеевич сменил иронию и сарказм на громовое и победное в своем тоне. Теперь на его лице проступило пережитое, что было суровым горьким и страшным.

– Голод, война, разруха, черт побери, не до того было. По думаешь, теща матюгнулась. Да она лучше тебя в стократ.

Откровенно говоря, такого поворота в нашем разговоре я не ожидал. Все они – люди этого поколения, такие прямодушные, особенно если их что-то взволнует, нервирует. Здесь уже не до дипломатии, послать могут куда подальше. И не обидишься на них, потому что, если рассудить, они правы. На их долю выпало немало, и все что у нас есть их рук и ума дела. Советский Союз строили они. Думал, наш разговор окончится ссорой. Накричит на меня Анатолий Сергеевич от обиды не только за Анну Николаевну, за все его поколение. С тем и разойдемся. Но не такой он был человек.

– Ты не серчай, Володя, мы старые, нас любой обидеть может. Потом я скажу тебе, между нами, личная неприязнь к тебе Николавны не только от того, что ты по ее мнению, на мужика не похож. У нее, как и у нас, такого понятия нет, вшивый интеллигентишко. Жалко, конечно, денег ты не можешь заработать для нормальной жизни. Думаешь, просто так она тебя журналистишкой называет? Ты, там, в своем, извините меня, в затрепанном журнале, изгаляешься. Думаешь, я не читаю твои опусы. Вот статья о Дзержинском. Помоями его облил. Это не честно, тебе человек из могилы ответить не может.

Вот он камень преткновения, мое мировоззрение. Как объяснить, что не могу я мыслить, как он или как Анна Николаевна. Если даже мыслят они правильно, и убеждения их неоспоримы.

– Статья построена на архивных документах, – возразил я.

– Понятное дело, как же иначе, только, наверное, не на всех документах, есть, видимо, и другие, где тот же Дзержинский предстает другим человеком. Только сейчас время прошлое порочить. Ты смелый человек, черкани правду о Ельцине или, на худой конец, о Горбачеве.

Сколько же в словах Анатолия Сергеевича было язвительности! С подтекстом, ну что, брат, подловил я тебя?

– А руками разводишь! Архивных документов нет, а те, что есть под грифом «секретно»! Ты напиши о том, как в перестройке десять миллионов человек сгинули от хорошей жизни. О штурме Белого дома до сих пор молчат. Ты не обижайся. Журнал ваш поганый. Владелец-то, у вас сволочной олигарх. У него еще две газеты и канал на телевидении. Ясно, что он двигает демократические идеи. Только в их понятии демократия – это когда можно безнаказанно воровать. Дебилов из нас делаете. С нами это не пройдет. Молодежи мозги дурите. Журналисты, как проститутки.

После этих слов я встал и хотел уйти.

– Нет, ты постой, сиди, – Анатолий Сергеевич говорил настойчиво, в приказном порядке. – Я на правах старшего, ветерана войны, ты меня должен выслушать.

– Позвольте возразить, – сказал я, при этом подумав: «Я тертый калач, говорить умею.

При Советах журналисты не обслуживали власть? Может, они правду писали, их как назвать? Теща неравным браком попрекает, для вас, Анатолий Сергеевич, я идеологический враг. Не правда ли, смешно. Откуда такая непогрешимая вера в свою правоту, ни тени сомнения на свой счет.

– Ты заумь не молоти, а правду свою мы выстрадали. Кто на войне, кто в тылу. Наша правда на крови, поте и слезах.

Что после этого скажешь, остается молчать, люди просто аннексировали права на правду под предлогом неоспоримых заслуг. Возражать я не стал, хотел просто заметить, каждый остается при своем мнении, и добавить, пожалуй, мне пора домой.

– По рукам, Володя, без обид. От меня всему вашему поколению достается. Я и Андрея с Таней отчитываю, и Лешу, ее муженька. Правда, Юлю большую и маленькую я ни-ни. Уж очень обидчивые эти дамы, чуть что, так губы надувают.

До этого разговора, я думал, что Анатолий Сергеевич расположен ко мне. Как-то он пригласил меня в гости, ознакомиться со своими воспоминаниями.

* * *

Анатолий Сергеевич пишет не спеша, скорее для себя и внучек, хотя по просьбе совета ветеранов. Симпатичный, бравый, опрятный и приятный. Он любит жизнь, об этом вы сразу догадаетесь. Хитрый прищур насмешливых глаз, видно, человек не разучился смеяться, шутить, подтрунивать, рассказывать анекдоты. С ним легко говорить, общаться, совсем не старый. За обычным столом, накрытом простенькой клеенкой, он весь лучится и светится. Невольно завидую, хотелось спросить, как удалось остаться таким молодцеватым, сохранить память, писать таким ровным, красивым почерком.

– Почерк от характера зависит, поясняет он. Ухабистая у меня судьба. Наше поколение жило во время перемен. Шли дорогой немощёной, но, как видишь, добрались до Берлина, освободили Варшаву, Прагу, построили новые города, целина, БАМ, всего не перечислишь. Никогда я не терял присутствия духа, доверился Богу, судьбе и ровной линии не изменил, она и в почерке.