Сиреневый Кристалл (Художник Г. В. Калиновский)

— Ваши соображения, может быть, и верны, но они меня не интересуют. Я занимаюсь своим делом и не намерен ввязываться в ваши дела. Я считаю себя свободным от обязательств, данных Гуну Ченснеппу.

— Вот как?!

— Разумеется. Вы, его полномочный представитель, первым нарушили договоренность, прекратив раскопки без согласования со мной.

— Я же объяснил вам причины…

— А мне это безразлично. Договариваясь с Ченснеппом, мы не рассматривали вопрос, сообразуясь с политической ситуацией на Паутоо. Не так ли?

— Совершенно верно, профессор, но поймите мое положение; я обязан соблюдать интересы Ченснеппа и вместе с тем я не могу отказаться от возможности вести с вами работу. Я получил от вас так много. Сделанные вами открытия, перспектива опубликования совершенно неизвестных науке данных о силициевом Веке Созидания на Паутоо — ведь это…

— Это все, видимо, вас интересует меньше, чем доходы, получаемые с Паутоо как Ченснеппом, так и вами. Ведь вашим батюшкой, если не ошибаюсь, немало средств вложено в здешние плантации.

— Я не делаю из этого секрета. Отец мой — состоятельный человек, это и дает мне возможность заниматься интересующей меня областью науки. Ведь и вам, господин профессор, потребовались немалые средства, чтобы осуществить свои планы. Ведь и вы столкнулись с необходимостью прибегнуть к финансистам.

— Столкнулся и очень сожалею.

— Ничего не поделаешь, такие взаимоотношения необходимы, хотя и не всегда бывают приятны. Я никогда не разделял тенденцию тех ученых, которые считают, что наука должна стоять над или вне политики, государства, партий. Не могу понять, почему столь распространено это заблуждение. Ведь всегда, во все времена наука была подчинена политике. В наше время в особенности. В XX веке развивающаяся промышленность потребует от науки всех ее сил, но и даст науке такие материальные возможности, каких она еще никогда не получала.

— Бедная наука. Впрочем, мы отвлеклись. Меня все это не прельщает. Спасибо, я уже сыт по горло. Я получил такое, что с меня вполне достаточно.

— Простите, не верю.

— Чему?

— Тому, что вы откажетесь от своих планов, от прекрасного стремления к познанию, открытиям, научному подвигу.

— Вы правы — не откажусь. Но от сотрудничества с вами, с Ченснеппом и подобными вам господами отказываюсь. Решительно. Я возвращаюсь в Россию.

— Вы это говорите, чтобы меня дезориентировать. Хотите, чтобы я поверил в ваш отъезд отсюда.

— Почему бы вам и не поверить? Раскопки вести теперь бессмысленно, да и, нужно сказать, основное найдено. Домой! Домой! На камеральную, как говорят, обработку. Вы собираетесь в Европу?

— Иван Александрович, раньше вас я отсюда не уеду. Я еще пригожусь вам.

— Для погрузки? С этим справится Василий Афанасьевич.

— Еще раз простите, профессор, но позвольте быть откровенным… Вам не удается роль дипломата. Я не могу поверить и представить себе, зная вашу настойчивость, умение добиваться своего, что вы покинете Паутоо, не попытавшись пробраться в Верхний Храм, не узнав тайны его притягательной силы для Золотой Ладьи…

— Вы… Вы… Проникли и в это? Ваши щупальца протянулись и к священному для меня дому Преойто?.. Да как вы смеете!

Вудрум выбежал из домика Шираста, задыхаясь от гнева, преисполненный отвращением к окружающей его подлости и обессиленный всем случившимся. Таким его и нашел на маленькой пристани Александр. Он поджидал отца на веранде бамбукового домика и все слышал. Сидел он тихо, сжав кулаки, готовый избить Шираста, но понимал, что дело не в Ширасте, конечно, и отчетливо представлял, что дракой ничего не исправишь.

— Ну, что же будем делать, отец? — Вудрум молчал. — Мне жаль, что ты так расстраиваешься из-за Шираста. Плюнь на этого прохвоста. Ты вынужден был терпеть Шираста, когда в его руках были основные материальные средства экспедиции, необходимые для дорогостоящих подводных раскопок. А теперь? Иван Александрович с удивлением и радостью посмотрел на сына. — Для похода в Верхний Храм не потребуются катера, островки-баржи, электростанция, водолазное снаряжение. Мы проберемся к святилищу сами, маленькой группой и узнаем все, поймем, что притягивает на огромном расстоянии Ладью. И… И вернемся в Петербург…

Вудрум ничего не ответил Александру, а только пожал ему руку. Крепко, как верному и чуткому товарищу. Для Ивана Александровича в эти минуты его сын родился во второй раз. Родился таким, каким он его хотел видеть в жизни.

19 мая, утром, закипела работа; экспедиция начала быстро сворачиваться.