Сиреневый туман

— Нет, эту тему Спартак вроде запретной считал. Иногда за бутылкой ребята приставали к нему с расспросами. Он либо отбояривался шутками, либо сердито уходил из компании.

— Какие у него вообще отношения с грузчиками были?

— Вроде белой вороны он среди них был. Ребята, как усядутся за стол, будут сидеть до той поры, пока выпивка не кончится. Разговор длинный заведут. И начальству косточки перемоют, и о политике до хрипоты заспорят. А Спартаку, когда выпил, сразу бежать надо было.

— Куда?

— Кто его знает.

— Много пил?

— По сравнению с другими, мало. Скажем, тому же Николаю Санкову пол-литровую кружку налей, он одним махом ее опорожнит да еще и другую попросит. Спартак же стакан по целому часу глоточками цедил.

— А как бригадир грузчиков насчет выпивки?

— Артем крепкий. Выпить может наравне с Санковым, но голову при этом не теряет. И на ногах в любом состоянии хорошо держится. Поначалу я даже не могла различить, когда Артем трезвый, а когда выпивший.

— Между собой грузчики драться не заводились?

— Нет, в этом отношении они ребята спокойные. Если кто-то, перебрав лишнего, начнет повышать голос, Артем тут же прицыкнет и — тихо.

— Людмила Гавриловна, мы пытаемся выяснить последний день в жизни Казаринова, — сказал Голубев. — Заходил ли он к вам четвертого июля?

— Заходил, — коротко ответила Кузнецова.

— В какое время?

— Около шести часов вечера.

— Трезвый?

— Вроде бы с похмелья, но не пьяный… — Людмила Гавриловна провела ладонью по скамейке, словно погладила, и встретилась с Голубевым взглядом. — Надо сказать, что был последний раз у меня Спартак очень взвинченным. Пришел с авоськой пустых молочных бутылок. Ни с того ни с сего обрушился на моего брата Анисима, дескать, никогда не простит ему своего увольнения. Я стала успокаивать, мол, Анисима Гавриловича выпроводили на пенсию из райпо, и теперь вполне можно вернуться в грузчики. А Спартак в сердцах: «Гавриловна, там в руководстве мафия! Юлька всех уговорила, чтобы меня ни под каким предлогом назад не брали. Ох, разнесу эту банду!» Я спросила, что у тебя, мол, с женой-то случилось? Перестань пить — помиритесь. Он зубами скрежетнул: «Никогда не помиримся!..» — Кузнецова смущенно отвела глаза. — Извините, и еще с зубовным скрежетом Спартак добавил: «Снюхалась с бизнесменами, стерва…» Короче говоря, самыми последними словами, чуть не матом, охаял свою подругу. Видать, чем-то крепко досадила она Спартаку… Когда так вот выплеснулся, вроде притих. Поморщился, протягивает мне авоську с бутылками и говорит: «Хотел сдать на восемнадцать рублей — в магазине тары нет. Возьми, Гавриловна, в залог. Налей стакан первача — душа горит!»

— Значит, наличных денег у него не было? — мигом ухватился Голубев.

— Наверное, если бутылки в залог оставил. Деньги Спартак не жалел. Бывало, чуть заведутся, разом или пропьет, или друзьям-товарищам расфугует.

— Ну и вы налили ему?..

— Налила стакан, — призналась Кузнецова. — Сел Спартак на кухне и, как всегда, глоточками начал цедить. Отопьет чуток — поставит, потом еще глоточек сделает. Я не утерпела, спрашиваю: «Кто тебя так пить научил?» Усмехнулся: «Юлька приучила. Первый год мы с ней в ладу жили. Каждый вечер коньячок из хрустальных рюмок попивали, шоколадом закусывали и любовь до утра крутили. А теперь всякую гадость глотаю. Стыдно сказать, утром сегодня со зла флакон одеколона заглотнул. Попрятала, сучка, спиртное. Знаю, что есть у нее в доме и водка, и коньяк, и вина разные, а найти не могу. Ух, хитрая, собака!» Спрашиваю: «В дом-то пока пускает?» Засмеялся: «Я, Гавриловна, ее припугнул: если не пустишь — сожгу дворец». — «Зачем это? Так всякую надежду на сохранение семьи потеряешь». Спартак опять заскрежетал зубами: «Терять мне уже нечего, все потеряно. Но, клянусь, перед разлукой так хлопну дверью, что все они долго будут заикаться в страхе».

— Кто «они»? — спросил Слава.

— По именам или фамилиям, кроме жены, Спартак никого не называл… — Кузнецова помолчала. — Особенно запомнилась мне последняя фраза: «Сегодня, Гавриловна, решится, кто будет на белом коне: или я, или они». С тем и ушел.

— Во что одет был в тот вечер Казаринов?

— В старенькое трико. Опустился он в последнее время, совсем за собой не следил.

— А раньше?..

— Раньше среди грузчиков опрятностью выделялся.

Голубев, осмысливая информацию, задумался.

— Людмила Гавриловна, — заговорил он, — прошлую осень по райцентру ходили слухи о насильнике, который нападал на женщин. Помните?

— Помню.

— Не Казаринов это хулиганил?

— Не знаю. Из разговоров ребят за бутылкой слышала, будто Спартак болезненно неравнодушен к женскому полу. Когда эти страшные слухи распространились, я между прочим ему сказала, мол, женщины рассказывают, что мужчина, пристававший к ним, очень похож на тебя. Спартак словно удивился: «Мало чего им со страху покажется!» Поговорили вот так мы с ним, и вскоре пересуды о насильнике вроде сами собой утихли… Может, на самом деле, это он безобразничал, но, почуяв опасность, прекратил…

Глава 10