Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях

Так открылись неприятельские действия между шейхом галилейским и турками. Ливанские племена, испытавшие всевозможные бедствия от вмешательства пашей во внутренние их дела, сочувствовали храброму шейху и готовы были с ним действовать заодно. Этого было достаточно, чтобы вся Сирия тогда же отпала от турецкого владычества; но семейные распри Шихабов дали судьбам этих племен другое направление: эмир Мансур, правитель Ливана, был в дружеских сношениях с Дахиром; эмир Юсеф, который давно готовился свергнуть своего дядю, взял открыто сторону пашей, а потому владетельный князь, опутанный в сети, давно расставленные молодым племянником, видел себя осужденным на бездействие. Дахиру оставалось или быть жертвой мщения пашей, или продолжать войну. Ему нужны были союзники. В борьбе пашей с вассалами нейтралитет племен не может существовать в Сирии. Дахиру не было страшно войско паши, но он знал, что если горцы не будут заодно с ним, то не замедлят идти на него.

При взаимных отношениях эмиров ливанских нельзя было ждать оттуда пособия. Зато вся Палестина, вся южная сторона Дамасского пашалыка были утомлены от притеснений пашей. Сообразив это, Дахир обратился тогда к Али-беку египетскому, которого обширные замыслы были ему известны, и пригласил его в Сирию с обещанием покорить ему весь этот край. Али-бек охотно принял это предложение и тотчас отрядил в распоряжение Дахира своих мамлюков под начальством Исмаил-бека с 10 тыс. войска, которое заняло Газу и Рамлу в Палестине. Паша в эту пору собирал подати в Палестине; узнав о походе египтян, он отступил в Дамаск, где стал готовиться к обычному походу в Мекку с караваном поклонников, предав свой пашалык воле божьей. Дахир отправил своего сына Али навстречу к мамлюкам и торжественно повел их в Акку, занявши все прибрежные пункты. Оттуда с 20 тыс. союзного войска выступил навстречу к Осман-паше и перешел за Иордан.

^{Вид на Акку с моря.}

Мусульманская совесть мамлюков не позволяла им атаковать пашу во время отправления им благочестивой должности предводителя каравана, эмир хаджи. Они послали к нему вызов, предлагая выступить с одним своим войском и испытать счастье, но Осман-паша не принял вызова; он отвечал, что ведет поклонников в Мекку, а кто дерзнет его атаковать, будет в ответе пред халифом и пред Аллахом. Исмаил-бек отказался тогда от всякого дальнейшего действия и не согласился даже на предложение Дахира занять Дамаск. Настоящей причиной его отказа была его зависть к шейху и к его детям. Тем более досадовал он, находясь под начальством у них, что египетские мамлюки привыкали с детства презирать арабов и почитать их стадом невольников. Дахир жаловался Али-беку. В начале следующего года Али-бек отрядил в Сирию своего верного Мухаммед-бека Абу Дахаба с 40-тысячным корпусом. К нему присоединился 20-тысячный корпус Исмаил-бека и Дахира, и вся эта армия приступила к Дамаску. Паша, незадолго перед тем возвратившийся из Мекки, и сыновья его, которые управляли Сайдским и Тараблюсским пашалыками, встретили союзное войско под самым Дамаском. Они были разбиты наголову, и столица Сирии сдалась победителям[111]. Народу была объявлена милость, аман, от имени Али-бека. Осман-паша обвинен в нечестии за сделанные им притеснения народу и за его поведение в Мекке, а о султане и о власти султанской не упомянуто ни слова. Эмир Мансур ливанский послал дары Мухаммед-беку и охотно признал над собой его власть. Таким образом, Палестина и вся Южная Сирия без труда покорились и тогда, как и в наше время, египтянам. Дахир эль-Омар действовал открыто своим оружием в пользу завоевателя; точно так мы увидим впоследствии эмира Бешира действующим изменою в пользу Ибрахим-паши. Разность в том, что подвиг Али-бека был слишком непрочен, потому что он не имел подобно Мухаммеду Али сына, которому бы мог вверить свои войска. Исмаил-бек успел внушить Мухаммед-беку свою ненависть к старому шейху и в особенности к его детям. Главным поводом к этим неудовольствиям и враждам было то, что шейхи, в патриархальной простоте своих арабских нравов, не соблюдали рабского этикета египтян, садились запросто на диване у беков, не поджавши ног, закуривали свои кальяны, не дожидаясь приказа. Тогда-то беки стали помышлять о том, что вести войну противу халифа — это ересь в исламе и что, сверх того, гнев султана рано ли, поздно ли настигнет бунтовщиков. Правда, султан был тогда занят войной с русскими[112], но как только война эта окончится, наказание Али-бека неминуемо, тем более что его обвиняли в сношениях с Россией. По поводу кальянов и развязности шейхов эти мысли более и более тревожили совесть египетских полководцев. В таком расположении застал их прибывший тогда из Стамбула сурра эмини, султанский чиновник, идущий ежегодно с дарами халифа в Мекку. Хитрый эфенди убедил беков отступить немедленно со своим войском в Египет и обещал ходатайствовать за них у дивана. Этим достигалась двоякая цель: Сирия избавлялась от опасных гостей, а измена опутывала Али-бека в самом Египте.