Сирийская жара

В этот же период, на излете второй чеченской войны на Северном Кавказе в России, турецкие спецслужбы продолжали работу с боевиками. Пятнадцать тренировочных лагерей на территории Турции, лечение террористов, помощь их семьям. С ваххабитами и, в частности, катарцами, спонсирующими практически всех террористов Ближнего Востока, тогда Халюк завязал долгоиграющие отношения, способствующие и тесным взаимоотношениям с Аль-Каидой, а затем и с ИГИЛ.

Удачно, что перед назначением на пост советника MIT он втерся в доверие к премьер-министру Турции, став его спецпредставителем. Участвовал в его встречах с Бушем-младшим.

Именно в это время, после терактов девятого сентября и создания The patriot act[8], спецслужбы США получили практически абсолютную свободу действий. Ввели войска в Ирак и Афганистан, а также в качестве стратегической цели, что, в общем, делалось и раньше, но не в нынешних масштабах, обучали, готовили под себя кадры, воспитывая в американских учебных заведениях либо в институтах, работающих на американские деньги и с их преподавательским составом. Самое сложное в такой тактике было внедрить после обучения своего человека на значимый пост, где он смог бы оказывать влияние не только на политику, но и на экономику. А особенно сложно в такой ситуации, находясь в Турции, где процветает подозрительность и доносительство, не попасться, а наоборот, делать карьеру и для всех становиться лидером, обаятельным парнем, настолько обаятельным, что большинство турок закрыли глаза на превращение унтер-офицера в генерала.

Весна 2019 года. Москва

Ермилов улыбался почти ласково, демонстрируя ямочку на щеке. Она у него одна, но эта асимметрия не портит лицо, так же, как и залысина, которую полковник упорно называет высоким лбом.

Его сияющее лицо не предвещало Егорову ничего хорошего. Полковник начинал так лучезарно улыбаться перед тем, как устраивал разнос. То ли чтобы по христианскому обычаю наказывать чад своих в спокойном состоянии духа, а не сгоряча, то ли, как бывает в природе, перед самой страшной грозой, пробившись сквозь черные тучи, сгрудившиеся на небе жирными пластами с фиолетовыми подпалинами, вдруг прострелит острый солнечный лучик. Но гроза от этого только страшнее.

«Солнечный лучик» простреливал недолго. А Вася стоял перед шефом и пока что не дождался предложения сесть.

— Вот ты мне скажи, Василий Стефанович, зачем ты Доктором продолжаешь заниматься? Биографию его копаешь. Я ведь довольно ясно дал понять: пока ждем ответа от нашего человека и ответ из СВР, занимаешься текущими делами. А ты, наш дорогой Вильгельм Телль, еще и в тире торчишь. Леня тебя покрывает, — Ермилов передразнил: — «Он через минуту будет», а сам, накинув курточку, бежит за тобой в соседнее здание вытаскивать из подполья и даже в свои известные на весь отдел зимние ботинки не переобувается.

Ермилов посопел, порылся в папке, лежащей перед ним, и Егоров заметил неуловимые перемены в лице шефа, того подмывало сменить гнев на милость и поделиться информацией.

— Эсвээрщики ответили? — спросил Вася и осекся.

«Ну кто за язык тянет? — тут же начал бичевать он себя. — Сначала ляпну, потом думаю. Порка еще не закончилась».

Полковник засопел громче, видимо, решая дилемму, продолжить воспитывать нахального Егорова или уже хватит. Он иногда думал, что династийность, принятая в службе безопасности, с одной стороны — хорошо. Парню или девушке не приходится объяснять прописные истины и в вопросах конспирации, и во многих других случаях. Однако есть иная сторона. Заносчивость, ощущение избранности, уверенность, что за спиной стоит влиятельный папа, дядя, дед, мать.

Сам Ермилов не то что не потомственный фээсбэшник, но даже не кадровый — ходячий парадокс, дослужившийся при этом до начальника отдела. Егорова он взял именно потому, что не увидел в нем тех отталкивающих черт потомственного, к тому же кадрового офицера госбезопасности, какие раздражали полковника во многих товарищах все годы, что он работал в ФСБ.

Василий поработал на земле довольно долго, отличался упертостью в хорошем смысле слова и погруженностью в работу, за исключением своего, как казалось Ермилову, юношеского увлечения стрельбой. Романтик. Со временем полковник выявил определенную цикличность посещения тира Егоровым. Когда текущие дела требовали большего напряжения, беганье Егорова в соседнее здание, в тир, учащалось, а также становилась более продуктивной его работа. Ему, очевидно, легче думается, когда все звуки гаснут, приглушенные наушниками, кроме выстрелов, которые до конца не заглушить, а в полумраке видна только мишень. Это позволяет ему максимально сосредоточиться.

Однако иногда в Васе просыпался генеральский внук, и внук тут же получал по шапке от Ермилова, как в какой-то старой почти забытой игре, где надо было бить молоточком по шляпке старичка-мухомора, который непрогнозируемо выскакивал из круглых прорезей на игровом поле.