Сирийская жара

— Еще бы по-арабски научиться читать, — пробормотал Вася. — Какой еще макдус?

— Это баклажаны маринованные. Но в них чеснока много и масла оливкового. На картинки смотри.

— Этим не потравишься? — Егоров выбрал баранину.

— Я же жив. Пока. Там пластиковые вилки где-то валяются. Мне оставь немного. Я тоже на одном дыму с утра функционирую.

Ехать с Горюновым Вася зарекся. Хотя где ему еще доведется с ним кататься? В Москве вряд ли.

Полковник водил так, что баранина, которую съел Василий, то и дело просилась наружу. Правда, довольно быстро он убедился, что здесь все так ездят. Сигналят непрерывно, при этом абсолютно беззлобно, проформы ради, комментируют вождение других в открытое окно, размахивают руками. Горюнов тоже пару раз кого-то пропесочил по-арабски. Но оказалось, что это не ругань, потому что в конце реплики он засмеялся, как и тот, к кому он обращался.

Василий подумал, как же ведет себя Горюнов в Москве? Ему становился все интереснее этот тип, который с мрачным лицом и усталыми голубыми глазами все время шутил. «Но вряд ли он станет дружить со мной, — подумал Егоров с сожалением. — Не его я уровня. С Ермиловым они хотя бы в одном звании».

— А неизвестно, выехал нам навстречу курд или нет? — Вася поглядел в затылок Горюнова.

— По моим сведениям, что я получил на рассвете, да.

— Чем же его выманили?

— Я посчитал, что продолжение «интервью» его привлечет. Он поймет, что им заинтересовались.

— Неумно, — Вася поерзал, глядя в окно на чумазых городских мальчишек, которые бегали в своем дворе, поливая друг друга из шланга, брызги долетали и до прохожих, но никто на них не ругался за это. Один только взмахнул рукой раздраженно, словно отгонял мух. Горюнов стоял в небольшой пробке и несколько капель долетело до машины. Он беззлобно крикнул что-то пацанам, и те засмеялись. — Что, если ситуация у Салара поменялась и он уже не хочет никому предлагать себя, свои услуги, что угодно? Неумно! Надо было просто не теряться тогда во время интервью, а прояснить ситуацию. Неумно! — третий раз с обидой повторил он.

Когда Егоров решил, что полковник не отреагирует на дерзкую реплику, Горюнов все же заговорил:

— К Турции с некоторых пор я утратил интерес. А то, что тогда речь шла именно о Турции, я, конечно, понял. Знаю, что Доктор это Халюк. Ну и чего?

— Так передал бы курда тогда же «туркам» в отдел или нам.

— Что передал? — устало переспросил Горюнов. — Абстрактное упоминание о докторе Фырате? Турки жаждут взять север Сирии, и не только. Какая в этом тайна? То, что Салар чей-то агент, и козе понятно. Однако он мелкая сошка. Таких проплаченных ребят тут под каждым кустом. Мы же не можем всех подбирать. Ни человеческих, ни финансовых ресурсов не хватит.

— А куда мы сейчас едем? — ехидно поинтересовался Василий. — Значит, руководство посчитало, что курд все же не из тех, кто, как ты выразился, под кустом. — Он говорил резко из-за досады на себя. Горюнов знал, кто такой Доктор, а ему, Васе Егорову, пришлось велосипед изобретать. Кругозор надо расширять.

— Чего же твой Ермилов тогда еще не зацепился за этого курда и Доктора? Тоже мог, — Горюнов устал от разговора.

— Но ты ведь переводил, а не Ермилов.

— Ты тоже сейчас переводишь, — грустно сказал полковник.

— Что я перевожу? — попался Вася.

— Стрелки, — пошутил Горюнов. — А Ермилов, чтобы ты знал, присутствовал при сем интервью.

— Так ведь ты не все переводил, — возмутился Егоров.

И они оба замолчали. Горюнов снова закурил, к счастью, выдыхая дым в открытое окно. Василий понял, почему у Петра такой пыльный камуфляж, — он все время ездит с открытым окном.

Добирались почти тем же путем, что и год назад Меркулова с Ермиловым и Горюновым. Но тут уже было поспокойнее. Да и Горюнов забирал восточнее, чтобы проехать через Алеппо к Эль-Бабу. Василий увидел разбомбленные дома, вокруг которых копошились в белой пыли сирийцы, разбирая завалы, чтобы начать восстанавливать дома. Трудолюбивые люди, измученные бессмысленной войной, хотели как можно быстрее вернуться к мирной жизни.

Они, конечно, всё отстроят, разминируют, вот только что останется в их душах? Оттуда как убрать запечатленные намертво образы — следы от пуль и осколков на школах и домах, вид мертвых детей и стариков в руинах древних городов, мумифицированные тела, игиловцы, повешенные на мосту в Сувейде?

Воспоминания не заменишь, как раздробленный осколком кирпич в стене дома, не вставишь новые, не разминируешь, и когда воспоминания рванут, перемалывая психику, неизвестно. А жизнь одна, заново ее не начнешь.

Ехали почти пять часов. Василий запоздало спохватился, успеют ли они обратно засветло или придется ночевать где-то на дороге. Уточнять у Горюнова он не стал, чтобы не показаться наивным малым.