Сирийская жара

— Вот ведь назойливый ты, Кабир! Я думаю, здесь скоро ничего не будет. Ни Курдистана, ни Сирии, ни американцев… Придет доктор и всех тут вылечит…

В этот момент диалога Горюнова позвал Ермилов. Они отвлеклись ненадолго, и беседа возобновилась минут через пять. Но разговор пошел уже о другом.

Меркулова не сразу поняла, почему слово «евреи» Араз выделил кавычками. Из контекста никак не следовало, что это сказано в переносном смысле. Да и кого в переносном смысле могут называть евреями? Какой «доктор»? Это что, мифологическое нечто? Может, у курдов есть какое поверье?

Она пошла на кухню за очередной чашкой кофе, запинаясь о рулоны обоев, лежащих в коридоре. Утром должен прийти электрик, чтобы переставить розетку, и можно будет доделать ремонт. Но ей уже было не до ремонта. Олеся торопливо набрала номер телефона и, зажав трубку между плечом и ухом, спросила:

— Аразик, не отвлекаю? Я за разъяснениями. Ты что-нибудь про вашу мифологию знаешь? Ну что ты ржешь? Ай! — она плеснула кофе коту на хвост, и тот царапнул ее руку.

— Чего там у тебя? Смеюсь оттого, что ты неутомимая совершенно. Я бы так не смог. Поэтому я держусь поближе к кухне. Вот теперь и ты смеешься над бедным курдом. Лучше бы сходила со мной куда-нибудь. Давай в Большой?

— Большой подождет, — Меркулова оценила жест, зная сколько стоят билеты в Большой театр. — Ты написал «евреи» в кавычках. Что ты имел в виду?

— Не знаю, что хотел сказать твой приятель-араб… — Араз сделал многозначительную паузу, но Олеся молча ждала продолжения. — Его курд все время называл иракцем. А эти ребята, особенно после вторжения американской коалиции, прозвали американцев евреями. Для них это одинаковое вселенское зло. Твой друг явно жил в Ираке, раз его обработала исламская суннитская пропаганда. Это на подсознании.

Олеся еще раз подивилась, насколько осведомлен Араз, демонстративно отрекавшийся от своей бывшей профессии и от всего, что с ней связано. Она не удивилась бы, узнав, что он под псевдонимом строчит материалы в ведущие СМИ, а скорее всего, в интернет-издания. И эта догадка не пришлась ей по душе.

Она не стала выяснять подробности про «доктора», решив, что эти вопросы лучше разъяснить у других людей, которым больше доверяет. Скажем, у того же самого «араба» или у Ермилова, даже если тот будет ворчать, как обычно, что Меркулова лезет куда не следует.

Телефон Горюнова пробормотал невразумительно по-арабски, наверное, о недоступности абонента, из чего Олеся заключила, что Петр не в России. Небось оставил мобильный в шкафчике в модуле в Хмеймиме и с ксивой Кабира Салима лазит по просторам Сирии, мимикрируя то под араба, то под курда, а то и под турка. Журналистка слышала, как Горюнов говорил по телефону с каким-то турком.

Едва Меркулова дала отбой, подумала, что напрасно ему позвонила. В конце концов, он ведь отлично слышал слова курда и, если и обратил на них особое внимание, вряд ли посвятит ее в свои размышления по этому поводу.

«Да и что такого сказал Салар? — пристыдила сама себя Олеся. — Ермилов меня высмеет».

Она так думала, но сама уже набирала его номер, запоздало встревоженно взглянув на часы. Шел десятый час.

Ермилов в той их совместной командировке годичной давности в Сирию получил легкое ранение, и вежливая Меркулова первым делом спросила, как его драгоценное здоровье, не дожидаясь, когда ей намекнут на поздневечернее время.

Олеся в принципе не страдала деликатностью, вспоминала про этот атавизм интеллигентного человека только по необходимости, а Ермилов привык, что почти из любого разговора, даже кажущегося на первый взгляд бессмысленным, можно выудить пользу для дела.

Меркулова услышала в трубке на заднем фоне детский девчоночий визг, чье-то шиканье, а затем капризное: «Ну па!» Представив полковника заботливым папашей, Олеся улыбнулась. А Ермилов, зажав трубку ладонью, прикрикнул на дщерь неразумную: «Наталья, дождешься у меня». Журналистка все же услышала, но никак не отреагировала.

— Ты ведь не о моем здоровье справиться решила? — утихомирив дочь, спросил Ермилов насмешливо. — Раны я зализал. Но ты ведь, лиса, чего-то хочешь?

— Как бы так по телефону сказать? Это как раз связано с той поездкой и моим интервью. Ты помнишь, с кем я говорила?

— Разумеется.

— И кто переводил, ты тоже помнишь? Так вот, он не дословно перевел. Я вернулась к тем материалам, нашла переводчика.

Ермилов вздохнул:

— И что ты там узнала?

— На первый взгляд, ничего, — огорошила его Олеся. — Но… Была пара фраз, которые меня зацепили. Хорошо бы снова туда съездить и переговорить с тем парнем подробнее.

— Ага, — снова вздохнул полковник. — Тебе не хватило одного раза? Может, тебя все-таки контузило тогда? Я бы сделал скидку на контузию, но придется просто-напросто послать далеко и надолго.

— Пошли меня, — обрадовалась Меркулова. — У меня никаких обязательств нет, и я пойду куда глаза глядят. А глаза у меня глядят… — начала было она мечтать вслух о том, как феерично она развернет свою журналистскую деятельность на полную катушку, если ее никто не будет контролировать.