Однако цепкий Шелдон, к удивлению Кингсмана, продолжал раскачивать турка, где лестью, а где намеками на угрозы. У госдеповца создалось впечатление, что прозвище Спорщик Шелдон получил не случайно. Он дырку в голове просверлит и высосет мозг через коктейльную трубочку.
Уже через полчаса разговоров Кингсман, придремавший под монотонные взаимные претензии турка и Шелдона, вдруг обнаружил, что они уже смеются и чокаются соком.
— Через три месяца начнем, — решил Шелдон. — Плюс-минус месяц. Мы сверим часы уже ближе к делу. Завтра ваш священный праздник Рамадан. Мы сделаем вам небольшой презент. Не так ли, Оратор?
— Да-да, — подавил зевок Кингсман. — У нас запланированы кое-какие мероприятия. Мой коллега завтра сделает заявление о нарушении сирийскими властями режима прекращения огня в зоне Идлиба с применением химоружия.
Шелдон переглянулся с Зерахом. Эксперт кивнул. Они не так давно уже обсуждали необходимость воспользоваться снова услугами «Белых касок» для очередного химического мероприятия, вкупе с «Джебхат ан-Нусрой».
— Вам бы стоило несколько ослабить давление в Идлибе и сосредоточиться на нашей общей задаче, — вдруг проснулся Представитель, обращаясь к турку. — Ваша «Аль-Джебхат аш-Шамия»[25]
продвинулись к Идлибу. Вы там завязнете и не выполните наши договоренности к августу.— Выполним, не волнуйтесь, — поднял в примирительном жесте руки турок. — Мы люди слова.
Все остальные, сидящие за этим столом, на полировке которого отражалось заходящее над Женевским озером солнце, не поверили турку. Однако все кивали и улыбались.
Егоров страдал уже несколько месяцев без тренировок по стрельбе. Он только последние недели две обнаружил, что при отдаче не болит лопатка. И, что называется, дорвался. В любую свободную минуту торчал в тире.
К тому же почти месяц не выходил на связь курд, и это тревожило, и придавало Васе пылкости в стрельбе. Если курд молчит, что это может означать? Предательство? Или его раскрыли и либо держат взаперти, либо уничтожили? Может, погиб в бою?
Запрос агенту из «Белых касок» ничего не дал. Тот сейчас работал в другом районе Сирии, и не было повода у него съездить навестить курда.
За то время, что прошло после вербовки, Егоров успел встретить в Москве семью курда и отвезти Акчан и детей на конспиративную квартиру. Их обеспечили всем необходимым, а главное, предоставили возможность передать весточку Салару, и он ответил ей, пока еще был на связи.
Василий отвозил курдянке ответ, но, посмотрев в ее черные грустные глаза, понял, что она не верит, считает ответ подделкой. Тогда в следующий раз пришлось просить связного получить у Салара письмо, написанное собственноручно, и прислать фотографию с любой газетой, на которой видна актуальная дата. Это Акчан немного успокоило, и она позволила присылать ей и детям репетитора по русскому языку, хотя до того отказывалась.
Руководство приняло решение адаптировать ее и детей к жизни в России, поскольку о возвращении речи быть не могло. Да и сам Салар просил оставить их в России. Сюда же через полтора месяца прибыл и дядя Карван.
Его доставили с базы РПК сперва в Эрбиль, а оттуда под другим паспортом он с сопровождающим прилетел в Россию. Правда, без приключений не обошлось. Дядюшка пару раз порывался сбежать. Пришлось в конце концов вколоть ему препарат, от которого он присмирел и выглядел как человек, страдающий от гипертонического криза.
Когда понял, что летит в Россию, притих, но разговаривать с контрразведчиками отказывался. Сперва Карван решил, что его арестовали, однако, когда курда перевезли к Акчан и детям, он сменил гнев на милость.
Говорить о жизнедеятельности РПК он все равно не стал, но молодой оперативник, находившийся с курдами, с облегчением сообщил, что «этот дед хотя бы перестал дымиться как старый, недовольный жизнью дракон». До этого он курил столько, что жена оперативника заподозрила, выветривая на балконе его костюм и куртку, что муж посещает притон.
Егоров отслеживал в августе информацию из Турции и Сирии, памятуя о сроках, обозначенных переговорщиками в Женеве. Но только к пятому августу началось какое-то движение в стане Анкары.
Туда прибыли американцы и начали вести пространные переговоры, в результате которых создали центр совместных операций, чтобы организовать буферную зону на головах у курдов. Зачем им вообще дополнительные центры и договоренности, если они и так союзники по НАТО и могут решать все эти вопросы в рамках Северо-атлантического альянса? А для того чтобы не привлекать для обсуждения других участников альянса, которые заведомо против подобных действий. Зачем буча в прессе со стороны Европы, если можно ее избежать таким примитивным способом — договоренности вне рамок НАТО.
Коммюнике переговоров гласило, что речь идет о сорока километрах вглубь Сирии. Мнение арабов на этот счет спрашивать, разумеется, никто не планировал. И снова американцы заявили, что будут поддерживать курдов, тем самым успокаивая их, путая, сбивая с верного курса.