Сирийский гамбит. Операция «Мертвая рука»

Серое здание на Ильинке не привлекает внимания москвичей и гостей столицы. Если они проходят или проезжают мимо. С огромным интересом сюда устремляется иная публика, жаждущая ассигнований из госбюджета. Минфин обороняет казну, как может: от незатейливого «денег нет» до продвинутого «докажите потребность региона в трансфертах». Привычный к бюрократической рутине замминистра финансов не без удивления взирал на посетителя, которого интересовали старинные документы по советским расходам на оборону. Хотелось послать его подальше, чтобы не отвлекал от дел насущных, но предъявленное письмо из Администрации требовало оказывать Алехину тотальное содействие и даже временно выделить кабинет. Последнее в переполненном министерстве (законы Паркинсона действовали здесь безупречно) казалось невыполнимым. Хитрый Шмутко (надо же, и бывалого коррупционера припахали!) нашел решение: «Мы готовы работать непосредственно в архиве». Замминистра вздохнул и позвонил начальнику по режиму.

В запутанных коридорах Шмутко ориентировался как мышь на зерновом складе. Вел себя безукоризненно, что слегка удивило Матвея. Полное подчинение такого проныры напрягало, следовало внимательно приглядывать за ним и – лучше – свежему наблюдателю. На данную роль выбрал Шпагину, которой предстояло вместе с Шмутко погрузиться в поиски сумм, выделенных военным и оказавшихся в руках Адмирала. Задача пугала масштабностью – даже переведенные в электронный вид документы занимали гигабайты. Глаза боятся, руки делают. Просеивание началось. Алехин, запустив процесс, отправился к Директору. Трекер мониторил его маршрут от Ильинки до Ясенево.

Окна просторного кабинета смотрели на лес вокруг штаб-квартиры. Снаружи почти ничего не изменилось, разве что исчезла огромная голова Ленина, прежде стоявшая возле декоративного пруда. Основные перемены произошли в организации оперработы, кадровой политике. Ветеран, естественно, не задавал неуместных вопросов, хотя некоторые ответы сами приходили ему в голову. Так, начисто исчезла ведущая основа агентурной работы – идеологическая. Отныне не искали иностранцев, которые скрытно разделяли идеи коммунизма или имели просоветские настроения. Не набирали оперативных сотрудников из числа проверенных членов КПСС. Нынче, как и повсюду в стране, правил чистоган. В чем-то он приносил пользу: денежное довольствие офицеров существенно выросло, а оплата услуг агентов вышла на мировой уровень.

– Матвей Александрович, добро пожаловать! – приветствовал Директор. – Давненько вы тут не бывали?

– С выхода в отставку.

Стокгольм. Июнь 1993 года.

Подходя к ресторану, где разведчик по плану передавал новому резиденту на связь агента, Григ заметил машину с дипномером российского посольства. «Баран! Приехал прямо на место встречи, – вспыхнула тревога, – вместо того, чтобы бросить её в городе и хорошенько провериться пешком и на общественном транспорте». На этом неожиданности не закончились: в завершение ужина резидент вдруг, в нарушение плана, предложил агенту встретиться следующий раз уже вдвоем не в намеченном резидентурой баре, а в костеле неподалеку.

– Вы кто по вероисповеданию? – поинтересовался удивленный иностранец.

– Православный, – гордо ответил новоявленный ас шпионажа, поскольку с падением СССР стало модно выставлять себя верующим.

– Я – лютеранин. Так что же мы будем делать вдвоем в католическом храме? Пустом и, вероятно, закрытом в вечерний час?

Большего унижения за свою оперативную жизнь Григ не испытывал. По указанию Адмирала он успел законсервировать часть источников. Но Адмирала уволили, а Центр требовал передавать связи, поскольку отзывал Алехина из Стокгольма. Неудивительно, что вернувшись в Москву, он поспешил написать рапорт об отставке.