Сирийский марафон. Книга вторая. Часть 2. Невидимое вижу

Вертолет в серо-голубой окраске с развевающимся флагом на борту летел по широкой дуге прикрывая от возможной атаки истребителя лодки и плот. Ка двадцать седьмой плавно сбросил скорость и завис метрах в двадцати над поверхностью моря. Лопасти вдавили яму, разгоняя небольшую волну во все стороны. Казалось, будто заботливая наседка раскинула крылья, защищая гнездо от хищника. И, вдруг грянули репродукторы вертолета:

– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Преодолеть пространство и простор…

– Летунам гип-гип ура! – Чупа-Чупс с второй «резинки» орал в полном восторге. Картинка была ещё та. Корвет приближался на полным ходу, рассекая форштевнем слабую волну. Вертолет веером отстреливал тепловые ловушки. И, F-16, встав на левое крыло, показал карандашики ракет под крыльями и ушел к побережью.

– Всё выше, выше, и выше стремим мы полет наших птиц, – неслось над водами Эгейского моря.

– Вот теперь можно и домой, – устало сказал Александр. Но этого никто не расслышал.

Глава 9. «Сонные воды Синая».

Первая неделя августа погодой баловала. Приятное тепло, полное безветрие. Облака и те, едва возникнув, тут же, на манер сигаретного дыма, растворялись бесследно. Благодать! Морозов лихо вёл кроссовер, держа скорость на грани фола.

– И, чего пижоним? – вяло поинтересовался Кайда, откинув спинку кресла почти горизонтально и подставляя лицо ласкающему потоку воздуха, что втягивался сквозь приоткрытое окно. – Засиделся добрый молодец? Застоялся конь буланый?

Старший лейтенант улыбнулся на все белёхонькие тридцать два:

– Есть маленько. Подружек обошёл, с корешами повидался. От скуки аж в Третьяковку сгонял. С ботаничкой в паре. Спасибо родному начальству, не дало вступить на скользкий путь просвещения и порока.

– Поворот не пропусти, вундеркинд, – фыркнул подполковник с любопытством посмотрев на офицера. – И, где же ты в Третьяковке порок нарыл?

– Дак, в картинах что по стенам развешаны, – продолжал развлекаться разговором Чупа-Чупс, не забывая поглядывать в зеркала авто. – Скажу по секрету, там всякая всячина намалевана. Слабые души в смущенье вводят.

Кайда чуть повел подбородком:

– Ага, тебя, блогера-недоучку, введешь в смущение.

Они свернули с шоссе на дорогу без указателя. Так, асфальтка, да и всё. Побежали по обе стороны березовые рощицы с припыленной листвой. То там, то сям мелькали ёлки-сосны. Андрей

плавно сбросил скорость и стрелка на спидометре прилипла к отметке «80». Дорога лентой стелилась под колеса, уводя в тишину и безлюдье. Несколько перпендикулярных ответвлений отпрыгнуло влево-вправо. Без указателей, без знаков.

– Где-то в этих местах база «Вымпела»? – скосил взгляд на командира Морозов. – Или брешут?

– Не, не брешут, – Александр потянулся в кресле. – Только что сверток проскочили. Направо который.

– Приходилось бывать?

– Ага. Когда в «Сигме» служил, – подполковник перевел спинку кресла в вертикаль. – Двухнедельные курсы в центре ЦСН проводились. Когда было …

– За доброй беседой и дорога в тягость не пошла, – Чупа-Чупс, притормозив, свернул на типичный, по здешним меркам, сверток. – Пара кэмэ и дома.

Учебный класс по тактике где-то даже

напоминал студенческую аудиторию. Если, конечно, не отвлекаться на стенды и макеты. А, они и не отвлекались. Сидели смирненько за партами, что школяры и внимали. Чубаров, одетый по местной моде, стиль милитари, ни тебе знаков различия, шевронов и прочей мишуры, сидел себе на преподавательском столе, свесив ноги в тканевых берцах цвета оливы:

– Генерала срочно вызвали в генштаб. На то они и генералы, чтобы в штабы ходить.

Он оглядел сидящих офицеров:

– Получается, о предстоящей операции расскажу я. Тем паче, и сам в ней участвую. Мда… Однако начну с другого. Временно из группы забрали капитана Шестакова. По какой-такой надобности мне не ведома.

– Но! – полковник легко спрыгнул на доски пола. Те, чуть скрипнули. – Сиротами не оставили. В ваши ряды вливается новый офицер.

– На какой срок … вливается? – не утерпел Носорог, тут же получил зверский взгляд от Кайды. Чубаров нарушение субординации пропустил. Хотя в иных случаях Еремеев мог огрести по полной:

– На время операции. Там, видно будет. Прошу любить и жаловать: старший лейтенант Капелев. Позывной «Капа».

Пятёрка «пилигримов» покосились на новичка.