Сирин

Дарьяна шла за животным по вытоптанной тропинке. По краям качался тысячелистник, желтые купавки тянули крохотные головки к солнцу, а шмели, не подозревая о несчастье девушки, шумно перелетали с одного цветка на другой. Кошка, нетерпеливо мельтеша черным в белую полоску хвостом, уверенно вела вперед.

Нехотя шли ноги к дому Проси. Стоит мачехи подруги узнать, что падчерица продукты раздает, так саму без еды оставит. Семья жила не бедно, да только для неродной дочери всего было жалко: и платья нового, и мяса кусок пожирнее. Частые тумаки и упреки приносили девушке много горя. Дарьяна часто видела, как пробиралась бедняжка к реке, садилась на покатистый берег и выговаривала Лагузке все печали и горести, прося быструю воду унести их.

Дарьяна думала, будь у Проси мать подобрее, как сложилась бы ее жизнь? Ототри золу с лица, наряди в платье целее, да заставь лицо светиться от радости – так краше и не сыщешь! Да только не одна Дарьяна красоту подруги заметила. Мачеха тоже видела, а потому злилась, источая зловонный яд и каждодневно поливая им с ног до головы падчерицу. Рядила в обноски, не пригодные для себя и родных детей. Парни зазывали Просю на вечерки песни попеть да присказки послушать, но мачеха не пускала.

Родная мать Проси рано умерла от тяжелой болезни, и отец, оставшийся с маленькой дочкой, привел в свой дом новую хозяйку. Та девочку сразу невзлюбила. Непослушная ореховая копна волос, живые зеленые глаза – всем она напоминала ей мать. Отец передал воспитание дочери в женские руки и не смел перечить молодой жёнке. Но многочисленной работой Прося не отделалась. Со временем, вися на заборе с деревенскими сплетницами, мачеха стала сочинять бесстыдные небылицы. И девушка замкнулась еще сильнее. Пропал блеск в волосах, перестали искриться глаза.

Дарьяна не обращалась раньше к подруге за помощью, и сейчас совестно было идти со своей бедой. Да только другого выхода найти не могла. Подойдет ко двору, поглядит, дома ли мачеха? А там и видно будет.

В образе ведьмы Дарьяна передавала женщине указания. Та ведьму боялась и за помощью часто бегала, оттого ослушаться не смела. Поворчит на падчерицу, да сделает, как велено. Дарьяна и сплетницам на длинный язык указывала, подсыпая в настойки безвредный, но довольно неприятный жгучий порошок.

Кошка гордо вышагивала впереди, ведя за собой хозяйку. Но на опушке леса остановилась и принялась вылизывать мохнатые лапки.

– Чего села? Нам дальше, – подбоченилась Дарьяна. – Или гостей намываешь? Так нам не надобно.

В глаз угодил солнечный зайчик. Покрутившись по сторонам, девушка разглядела на самом краю тропы, спрятанный в высокой траве, сверкающий бок.

Серебристый бидон блестел, отражая свет солнечных лучей. Девушка откинула металлическую защелку. Бидон был полон молока до самых краев. Не веря своим глазам, она принюхалась к напитку. Аромат свежескошенной травы и меда окутал девушку. Не разбираясь, чье оно и откуда взялось, она радостно схватила емкость и помчалась к голодным котятам.

– Странно, конечно, сначала корзина, теперь вот молоко, – разговаривала то ли с кошкой, то ли сама с собой девушка.

Столько лет Дарьяна жила в своем маленьком, но безопасном мирке. С уходом бабушки порой становилось тоскливо, но дом, постоянно требующий ухода, работа, проходящая под тихое бурчании Матрены, и ведьминские заботы остались неизменными и занимали руки и голову. Подарок за подарком не радовали.

Порой размышляя о будущем, Дарьяна представляла, что всю жизнь проходит служанкой у Баяна, а ночью будет притворяться ведьмой. Другой жизни она не знала и знать не хотела. А может, и хотела, да просто боялась? Рассказы о жестокой и беспощадной смерти Сирин, таких же существ, как и она, ужасали девушку. Уж лучше она будет все время оглядываться, как делала это семнадцать лет, чем сгинет, как все остальные. Но стоило представить, что так пройдет вся жизнь, и тело сковывало от страха и тоски.

Но чего она точно боялась, так это своих желаний. Деревенские девушки ее возраста выходили замуж и рожали деток, но она не смела об этом мечтать. Жить вечно в страхе, сдерживать рвущееся наружу из груди тепло и всегда оглядываться по сторонам – никому не пожелаешь. Стоило подумать об этом, и в груди разрасталась огромная дыра. Не передаст она эту силу своим детям. Она Сирин, а потому проклята. Так говорили все. Именно так она себя чувствовала. Если ты все время одна, а всем вокруг приходиться врать, и нет ни одной живой души, которая может тебя понять, разве это не проклятие?

Девушка злилась на несправедливый мир, на брехливые выдумки. Почему она должна прятаться? Она не сделала ничего плохого. Она даже не чувствовала в себе той великой силой, способной свернуть горы или уничтожить целую армию! И чувствовать не хотела, желая жить совершенно обычной и ничем не примечательной жизнью.