Сирингарий (СИ)

Не подвела куколка. Со стороны глянуть — от дитяти не отличить, только уж больно неуклюжа да косолапа. Ну да стерга тоже смотрины устраивать не будет.

Выкатилась куколка на улку. Поковыляла бойко. Как было наказано, всяк люд по домам сидел, псин и тех зазвали. Сивый по крышам пошел, а Варда — низом, тенями.

Не могла стерга такову прелестницу увалистую не заметить.

***

Уж кажется — коли сами кнуты велели нос за ворота не совать, так и сиди, не выкаблучивайся. Но то не про Марьку было. Сызмальства девке не жилось ровно, будто с шилом в одном месте уродилась. Всё ей надо было знать, всё ей интересно потрогать. Атя так и отдал, в горошинки — чтобы уму-разуму набиралась, к делу доходному приложилась. Вот и сейчас улучила момент Марька, улизнула.

Больно охота на сияние еще поглазеть. Когда еще случится? Завтра ужо и обратно сбираться, к Молоту-дядьке.

Никого на улочке. Даже взвою собачьего не слыхать. Не пужлива Марька была, а тут оробела. Шла тихо-тихо, вдоль заборов кралася, жалась бочком, спиной.

И страшно ей было, и — приятно, щекотно. Будет, что прочим рассказать-поведать, думала. Вдруг, увидела — майкает что-то впереди. Луна свежая стояла, во всю силу играла, так и разглядела: дитятя. Ох, подумала, как же такая малявочка и одна? Видать, мамка заснула, а та и потопала гулять. Беда, беда.

Повертела головой — никого. Только в переулочке ветер ком светленький какой-то гонит-катит. Вниз, вниз по улочке — Марька так глазами и зацепилась. Клубочек-колобочек вроде из шерсти, да так резво скачет, да прямо к ребеночку... Вдруг — изменилось, как наизнан вывернулось. Сморгнула Марька, увидела: стоит на четырех ногах собака не собака, а как большая овца в соболиной шерсти на волчьих длинных ногах, да со старушечьим лицом, с носом как у комара, лупоглазая... Встряхнулась, запела тонко. Побежала к малютке.

Ухнуло все внутри у Марьки.

Сама не упомнила, как схватила дрын, у забора от собак оставленный, да понеслась наперерез. Успела — хватила лядовище по хребту, а то вмиг палку когтями рассекло, да как кинулось!

Вся жизнь у Марьки перед глазами промахнула, трепетнулась малой птахой.

Тварь отшибло от нее — будто кто в морду поганую с навеса пнул. Завизжало страшило, а там прыгнуло на него сверху что-то большое, хватило зубами. Сцепились, покатились.

Марьку же тоже сцапали за локотки — та забилась, как рыбка, от страха замычала, глаза пуча.

— Спокойно, девчурка, спокойно. Не обижу.

Узнала Маря старшего кнута, а узнав, не успокоилась, к дитяти потянулась. То стояло на месте, будто совсем не боялось.

— Иди ко мне, малышок, — сказала Маря и попробовала на руки взять.

Обернулось дитя, Маря глянула — и завизжала.

***

За Марькой, шустрой девчонкой, и не доглядели. Так пасли свою наживку да стергу выглядывали, что на скотеныша и не посмотрели. А следовало.

Сивый на пару мгновений опоздал — с крыши махнул, в воздухе перекинулся и на хребет упал. Стерга заверещала. Взрослые твари умели по-людски балакать, а эта еще не навострилась. Зато когти сразу в дело пустила. Острые, по два ряда на каждой пятке — и чтобы бить, и чтобы ковырять.

Сивый подмял, навалился, ломая кости, пуская в себя когти. Выла Стерга, носом била, когтями рвала. Выскользнула, в крови перемазавшись, но Сивый с колена махнул говорушкой, птичьи клювы впились в круп, не дали твари рассыпаться иглами.

Подтянул рывком, схватил ногу заднюю, оторвал — с мясом, с костью. Стерга завалилась на бок, свернулась, как кошка, попробовала по лицу кнута задеть, да тот ждал — увернулся. Открыл рот — полетели дрозды железные, накрыли стергу, зачали на кусочки щипать-долбить. Плюнул — поползли мураши, в отверстую плоть забрались, закопошились под шкурой.

А там подступил Варда. Наклонился, поймал стергу за нос, сунул пальцы в пасть и вытащил главную жилу.

Тут стерге и смерть пришла.

***

— Куколка меня спасла! — горячо твердила Марька.

Кнуты переглянулись.

Маря полезла под рубаху, где, ближе к телу, в ладанке, хранила заветное, от чужих глаз сокрытое. Показала.

Когда Сивый потянулся взять, отступила, к себе прижал. Засопела.

— Не путаешь? — спросил Варда, удерживая Сивого.

-Как есть говорю, дяденька кнут! Думала, смертушка моя пришла! И тут оно как завизжит! Как! Ух! Как отлетит! Я только после поняла, что как есть — куколка выручила.

— Разрешишь? — Варда протянул руку.

Положил куколку на ладонь. Была она простенькой, из веток скрученной. От прочих отличие же было не только меньшиной. Взвесил. Спросил взглядом.

— Горошинка-дружок подарила, — Маря опустила глаза, но продолжала, — наказала чтобы при себе держала. От беды убережение.

— Врёт. Зазнобы твоей поделка, — горячо, шепотно выдохнул Сивый, заглянув Варде через плечо. — Мало ей кровушки.

— На добро лажено, — ответствовал Варда тихо, — так чую.

Вернул куколку.

— Береги её. Один раз спасла, так и в другой выручит.

***

Сивый нагнал друга, зашагал в ногу.

— Искать будешь ли?

Кнут отмолчался, но в молчании том больше слов было.

Сивый ощерился, нос наморщил, заговорил часто: