Сириус. История любви и разлада

— На этот раз вы увидите певца. Не гневайтесь. Не считайте это розыгрышем. Певец — мой добрый друг, а вам полезно будет засвидетельствовать, что Бог еще продолжает творить чудеса.

Из ризницы вышел крупный зверь — черный, с красновато-бурым отливом шерсти. Взгляд серых глаз вонзился в прихожан. В рядах раздались возмущенные и потрясенные восклицания, но скоро воцарилось мертвая тишина. «Сила взгляда», которую бордер колли так успешно применяют на овцах, теперь подчинила человеческое стадо. Сириус готовился к выходу в очень торжественном настроении, но зрелище опешивших двуногих овечек так позабавило его, что пес не удержался: скосив взгляд на Джеффри, совсем по-человечески подмигнул ему тем глазом, которого не видела паства.

Выдержав паузу, которая заставила священника понервничать, Сириус подтянулся, открыл рот, обнажив белые клыки, не так давно убившие барана и пони, державшие за глотку человека. Музыка заполнила церковь. Джеффри в ней слышалось эхо Баха и Бетховена, Холста, Воан-Уильямса, Стравинского и Блисса, но все в целом принадлежало только Сириусу.

Большинство прихожан, знакомые с музыкой хуже своего пастора и хуже среднего человеческого уровня, просто дивились новизне мелодии. У более чувствительных эта музыка вызвала тревогу и отвращение. Несколько искушенных в модернистских течениях, возможно, сочли ее слабым подражанием. Быть может, одного или двоих музыка тронула именно так, как желал Сириус.

Исполнение длилось довольно долго, и аудитория внимательно слушала, замерев в молчании. Закончив, Сириус оглянулся на Джеффри, который ответил ему восхищенной улыбкой. Тогда пес лег, опустив голову на лапы и вытянув хвост. Служба продолжалась.

Джеффри начал проповедь с попытки толкования музыки, предупредив прихожан, что другие могут с тем же правом услышать в ней иное, да и композитору-исполнителю его толкование может показаться ложным. Паства опешила. Не хотят ли их уверить, будто увиденное — не просто результат блестящий дрессировки, а подлинное чудо?

Джеффри продолжал говорить:

— Прав я или ошибаюсь, но мне эта песня позволила взглянуть на человечество со стороны, с точки зрения иного из созданий Божьих, которые восхищаются нами и презирают нас, которые питаются от наших щедрот и страдают от нашей жестокости. Отзвуки тем великих композиторов людского рода, смешиваясь с волчьим воем и собачьим лаем, передают нам образ человечества в глазах певца. И что это за образ! Бог и Сатана, любовь и ненависть смешались в наших сердцах. Коварством, как и мудростью, мы превосходим любого зверя, но не уступаем никому и в глупости, которая так часто обращает наши небывалые силы к выгоде Сатаны!

Джеффри заговорил о роскоши, в которой купаются богачи, о нищете работников всего мира, о забастовках и революциях, о надвигающейся угрозе войны, которая будет ужаснее даже недавней великой войны.

— Но и каждому из вас ведома любовь. И в этой песне мне слышится вера, что любовь и мудрость в конце концов одержат победу, потому что Любовь — это Бог.

Он опустил взгляд на Сириуса, который протестующе вскинулся.

— Мой друг не согласен со мной в этой части интерпретации. И все же — так я воспринял кульминацию его произведения.

Помолчав, священник закончил проповедь словами:

— Я состарился прежде времени. Я уже не долго смогу служить. Когда я уйду, вспоминая меня, вспомните это воскресенье. Вспомните, что однажды, милостью Божьей, я сумел показать вам очень красивое чудо.

Мало кто из его паствы догадывался в то лето 1939 года, что через несколько месяцев не только пожилой священник, но и многие другие погибнут под развалинами домов Ист-Энда, и что их маленькая церковь, загоревшись, станет пылающим маяком для вражеских самолетов.

После службы Сириус вместе с Джефри поспешил к дому, не дожидаясь, пока прихожане начнут расходиться из церкви. Вскоре после их возвращения появилась Элизабет (ее ждали), чтобы увезти четвероногий шедевр Томаса обратно в Кембридж.

Джеффри в письмах рассказывал Сириусу о волнении в приходе. Его осаждали журналисты, но священник наотрез отказался с ними говорить. Церковь в следующее воскресенье наполнилась, но Джеффри подозревал, что лишь малая часть присутствующих искала в ней веры. Да, очень скоро он понял, что поступок, совершенный из самых невинных побуждений, был принят публикой как грандиозная самореклама. Церковное начальство сделало ему выговор и могло бы даже отстранить от службы, если бы не горяча» поддержка прихожан.

Томас, услышав об этом инциденте, сперва рассердился. но, оценив юмор ситуации, простил Сириусу рискованную эскападу.

Глава 11 Человек-тиран