Сирота с Манхэттена

– Моя принцесса, что случилось? – удивился Гийом. – Иди и поиграй еще со своим маленьким другом. Смотри, он тебя ждет.

– Не хочу больше играть! Папа, пойдем лучше погуляем.

– Хорошо, давай пройдемся, ты и я! – согласился отец.

Поль подобрал мячик и стал его подбрасывать под озадаченным взглядом матери.

– Не расстраивайся, моя радость! Девчонки… Им бы только капризничать, – довольно громко проговорила она.

Отпустив это замечание, Колетт вернулась к вязанию. Катрин, оставшись в одиночестве, сочла нужным вступиться за своего ребенка.

– Не сердитесь на нее, мадам. Элизабет очень тяжело переживает наш отъезд. И это объяснимо: мы увезли ее из дома, от тех, кого она знала с рождения, – дедушек, бабушек, дядьев. Нам даже кошку пришлось оставить соседям.

Женщина пожала могучими плечами, спрашивая себя, почему Катрин – красавица, изъясняющаяся как дама из высшего общества, – путешествует в третьем классе.

– Упаси бог, чтобы я на такое обижалась! Дети ссорятся и мирятся по пять раз на дню. Не знаешь, что им через минуту придет в голову. И я вам уже говорила, зовите меня Коко.

Катрин, улыбаясь, кивнула, про себя решив, что уменьшительное имя использовать не станет, так как считала это излишней фамильярностью. Она повернулась и стала смотреть на подвижную массу воды, взрезаемую форштевнем парохода.

Волны, высокие и мощные, казалось, галопом уносились к горизонту. К нему же на большой скорости стремилась и «Шампань».

«Нью-Йорк, Америка. – размышляла Катрин. – Мне не терпится туда попасть, хотя я знаю, что легко нам не будет…»

Она не испытывала страха перед грядущими трудностями. Языковой барьер (притом что она немного знала английский), проблема с жильем, которое не будет таким уютным, как их домик с садом в Монтиньяке.

«Я целыми днями буду одна, и когда родится малыш, придется заботиться о нем и о нашей маленькой принцессе в одиночку, не рассчитывая на помощь невестки!»

Она вспомнила ласковую Ивонну, жену Пьера, старшего брата Гийома. Ее поддержка была бесценной при появлении на свет Элизабет и в первые месяцы после родов.

– Не повезло вам, милочка, – заговорила Колетт, не спускавшая с молодой соседки глаз. – Чемоданы пропали, а с ними и приданое для младенца. Оно же было готово?

– Да, мы с невесткой занимались этим все лето, – отвечала Катрин, поворачиваясь к ней лицом. – А теперь придется начать с нуля.

– Я и говорю – незадача! Хотя все поправимо, пока есть здоровье и на черный день кое-что отложено. На новом месте все купите.

– Муж очень расстроен. Он лишился всех своих инструментов.

Чемоданы так и не нашли, несмотря на усилия экипажа. Гийом старательно делал вид, что смирился с потерей, но Катрин видела: он разочарован и удручен.

На море и огромный корабль опустилась ночь. В спальном отсеке, где разместилась чета Дюкенов с дочкой, царил относительный покой. Дети спали (их старались уложить пораньше) после скудной трапезы, какой обеспечивала пассажиров Трансатлантическая компания. Питались пассажиры третьего класса в просторном зале, являясь туда группами, по очереди.

Прошел слух, что в твиндеке находится порядка девяти сотен пассажиров, а никак не пятьсот, как уверял капитан, по морской традиции единовластный хозяин на борту судна.

Катрин никак не могла уснуть. Корабль издавал тысячу непрекращающихся звуков, от которых трудно было отвлечься. Урчание паровых машин под полом внушало смутное беспокойство. Многочисленные соседи по отсеку вздыхали, шептали, похрапывали во сне, кашляли. С верхних палуб доносились, едва слышные, звуки быстрых шагов, оклики и, уж совсем издалека, музыка. Молодая женщина представила себе пассажиров первого класса, после изысканного ужина танцевавших в огромном, богато обставленном зале. Зависти она не испытывала, только раздражение.

«Интересно, когда наконец будет по-другому? – спрашивала она себя. – То, как с нами обращаются, почти всегда определяется нашим финансовым положением. Беднякам приходится терзаться голодом, существовать в грязи, словно именно этого они и заслуживают. Богачам на это плевать. Они наслаждаются жизнью, получают все самое лучшее!»

Принципы и неприятие несправедливости подтолкнули Катрин к переезду в Америку, где они начали бы новую жизнь. Она радовалась и очень гордилась тем, что вышла замуж за того, кого выбрала сама, по любви, невзирая на ожесточенное противодействие родителей.

«Прощай, замок моего детства! Прощай, презрение моих родственников по отношению к Гийому! Прощай, Старый Свет!» – в который раз сказала она себе.

Ровное дыхание мужа, лежащего на койке через проход, действовало на нее успокаивающе. Ей хотелось протянуть руку, чтобы коснуться Гийома, увериться в том, что он рядом… Всполошиться ее заставил стон, за которым последовал пронзительный возглас, перешедший в громкие рыдания.

– Мама! Мамочка! – кричала Элизабет.

Девочка ерзала на постели, отчего металлическая сетка у Катрин над головой заскрипела. Молодая мать тут же вскочила на ноги.

– Милая, я тут! Все плохое прошло, – шепотом проговорила она. – Тише! Не надо так громко кричать.