Сиротка

Ветер дул так сильно, что молодая женщина с трудом держалась на ногах. Медленно она пошла к соседскому крыльцу, между тем как порывы ветра без конца отталкивали ее назад. Свет не горел ни в одном окне дома семьи Дюпре. Призвав на помощь всю свою волю, Элизабет взобралась по ступенькам и кулаками забарабанила в дверь. Но никто ей не ответил.

— Анетта! Амеде! — надрывно звала она, обезумев от страха.

Однако крик ее тонул в реве разбушевавшейся стихии.

«Где же они? — недоумевала молодая женщина. — Наверное, спят. Или, может, Анетта запретила мужу открывать мне дверь? Она из него веревки вьет! А мне мстит за то, что я недавно не пустила ее в дом!»

Элизабет испытывала негодование, к которому примешивалось отчаяние. Жозеф не раз говорил жене, что с Анеттой Дюпре ей лучше поддерживать добрые отношения. И только теперь бедная женщина поняла почему.

— Лучше бы мне пойти к Тибо! — решила она. — Их дом недалеко.

В семье Тибо было шестеро детей. Сорокалетняя мать семейства по имени Селин была женщиной набожной, с мягким характером. Ее муж, Марсель, часто работал в бригаде Жозефа.

Хлопья снега слепили глаза. Сама того не зная, Элизабет пошла не в ту сторону. Каждый шаг стоил ей огромных усилий, ноги вязли в сугробах.

— Вот странно! — воскликнула она некоторое время спустя. — Наверное, я прошла мимо дома Тибо. Лучше бы мне вернуться домой, я и так уже не знаю, куда иду!

Содрогаясь от холода и вытянув вперед руки, Элизабет пыталась определить, куда же ей направиться. Снег валил так густо, что в трех шагах уже ничего не было видно. Вокруг то и дело раздавался зловещий хруст. В любое мгновение можно было ожидать удара сломанной веткой, или, что еще хуже, оторвавшейся от деревянной постройки доской. Как и все уроженцы этого края, где суровые зимы ми для кого не в новинку, в детстве она слышала много жутких рассказов о снежных бурях. Поутру люди подсчитывали убытки, а иногда и находили в снегу тела несчастных.

— Помогите! — Элизабет охватила паника. — Помогите мне!

Собственный голос показался ей тоненьким, едва слышным. Ей показалось вдруг, что она — единственная живая душа в этом мрачном ледяном мире. Раз десять она поскальзывалась, падала и снова встала Рыдая, снова и снова звала на помощь. Внезапно по бедру заструилась теплая жидкость, а низ живота свело от невыносимой боли.

— Мое дитя! Я теряю дитя! — всхлипнула Элизабет, отчаянно ища глазами укрытие.

И тут она натолкнулась на какое-то строение. Пальцы нащупали деревянную стену.

— Помогите! — закричала она изо всех сил, колотя кулаками в стену.

Наверное, само небо сжалилось над ней: послышался легкий щелчок, и зажглись уличные фонари. Однако она этого света уже не видела. Последние силы оставили молодую женщину, и она, потеряв сознание, упала.

* * *

С холодным компрессом на лбу сестра Аполлония пыталась уснуть.

Но мигрень не отпускала. Сначала монахиня услышала фабричную сирену, потом, спустя какое-то время, ей почудилось, что в завываниях метели слышится чей-то крик.

— Боже мой, какая ужасная ночь! — вздохнула она. — Возможно ли, чтобы кто-то вышел из дома?

В ту же секунду в дверном проеме показалась сестра Люсия со свечой в руке.

— Матушка, электричество отключилось! И мне кажется, что рядом кто-то кричит!

— Тогда чего же вы ждете? Нужно бегом спуститься и найти этого несчастного! Я пойду с вами. Быстрее!

Внезапно в коридоре загорелся свет. Обе монахини вздрогнули от неожиданности.

— Я пощелкала выключателем, он не работал, — оправдывалась сестра Люсия.

Мать-настоятельница пожала плечами.

— Нужно торопиться! — скомандовала она.

На то, чтобы надеть пальто и грубые башмаки, ушло пять минут. Оказавшись на пороге, под навесом, они моментально ощутили и страшный холод, и жуткую силу ветра. С неба густо сыпался снег. Сперва они не увидели ничего похожего на человеческую фигуру. Сестра Люсия решилась спуститься с крыльца и осмотрелась. В нескольких шагах она увидела торчащий из снега край темной материи. Ведомая чувством долга, монахиня бросилась туда.

— Матушка, здесь человек! Господи Боже, да это женщина! Несчастная!

Услышав последние слова сестры Люсии, настоятельница вздрогнула. Первым делом она подумала о матери Мари-Эрмин. Глубоко взволнованная, она спустилась по ступенькам и подошла к распростертому телу, присыпанному тонким слоем пушистого снега. Внутренне содрогаясь, она всмотрелась в мертвенно-бледное, с синими губами лицо.

— Да ведь это же наша молодая соседка, мадам Маруа! — воскликнула она. — Скорее, ее нужно отнести в дом! Но как она тут оказалась?

Монахини с трудом подняли молодую женщину — одна за плечи, вторая за лодыжки — и понесли вверх по ступенькам, спотыкаясь и путаясь в полах длинных ночных сорочек. Ноги у обеих успели замерзнуть.

— Я могу идти сама! — внезапно сказала Элизабет, к которой вернулось сознание.

— Мы вас поддержим, — ответила сестра Аполлония. — Идите потихоньку!

С помощью сестер Элизабет встала. Втроем они поднялись на крыльцо и вошли в прихожую. Мать-настоятельница вздохнула с облегчением.