Сиротка

Мари-Эрмин оттолкнула от себя тарелку с чечевицей и стала теребить салфетку. Из разговора монахинь она не упустила и словечка. И вдруг, сложив свои маленькие ладошки, она начала молиться. На середине «Отче наш», которую она знала наизусть, девочка разрыдалась. Монахини как могли пытались ее успокоить, но малышка была безутешна.

— Хочу сестру Марию Магдалину! — снова и снова повторяла она. — Хочу видеть мою мамочку! Она сказала, что она моя мамочка!

Сердце сестры-хозяйки разрывалось от жалости. Она взяла девочку на колени и тихо заплакала.

— Мы будем молиться, дорогая! Не плачь! — повторяла она. — Сестра Мария Магдалина нездорова, ей нужно отдохнуть!

Мать-настоятельница замерла на пороге спальни. Она боялась увидеть сестру Марию Магдалину больной, боялась узнать симптомы страшной болезни. Собственная жизнь или смерть ее мало волновали, одно было ясно: заболев, она не сможет быть полезной ни жителям поселка, ни детям семьи Тибо, которых намеревалась переселить в монастырь сегодня же вечером.

«Я посмотрю, как она, потом проверю содержимое аптечки. Может, у нас найдется средство от жара», — подумала она и решительно вошла в комнату.

Сестра Мария Магдалина лежала на кровати. Ее длинная белая ночная сорочка плотно, даже нескромно облегала ее женственные формы. Молодая монахиня повернула голову и посмотрела на настоятельницу.

— Матушка, не нужно было приходить!

— Мое дорогое дитя, это мой долг. Вы думаете, что заразились, так ведь?

Настоятельница подошла к кровати и увидела, что ночная сорочка сестры насквозь промокла.

— Господи Иисусе! — воскликнула она. — Вы так сильно вспотели?

— Нет, матушка, я намочила сорочку в ведре с холодной водой, — пробормотала молодая монахиня. — Это помогает сбить температуру. Сегодня утром у меня был озноб и сильно болели ноги. Потом я почувствовала жар. Отойдите от меня подальше, я не хочу, чтобы вы заразились.

Взгляд сестры Марии Магдалины был полон душераздирающей тоски. Зубы ее стучали.

— Нужно вас укрыть, — сказала мать-настоятельница. — Дитя мое, ваши методы лечения я нахожу опасными. Будьте рассудительны! Вы молоды и крепки. Месье кюре заверил меня, что молодые быстро выздоравливают. Вам нужно держаться ради Мари-Эрмин, которая страдает от разлуки с вами.

— Я сделаю все, что в моих силах, — заверила настоятельницу страждущая. — Но мне очень плохо и болит голова — словно кто-то изнутри стучит по лбу молотком…

Сестре Аполлонии удалось убедить молодую монахиню укрыться и снять с себя мокрую сорочку.

— Моя дорогая девочка, я приготовлю для вас целебный настой.

Сестра Мария Магдалина едва заметно кивнула и тут же погрузилась в беспокойную дремоту. Настоятельница невольно залюбовалась ее красивым лицом и доходящими до плеч светлыми волосами. Это была совсем другая девушка, не та, кого она привыкла звать сестрой Марией Магдалиной.

— Анжелика, — пробормотала она едва слышно. — Дочь ангелов. Надеюсь, это хорошее предзнаменование…

* * *

Валь-Жальбер, 26 октября 1918 года

Элизабет Маруа отошла от окна. Сегодня утром снова звонил церковный колокол. От мужа она узнала, что беременная женщина с улицы Дюбюк, построенной в прошлом году недалеко от фабрики, умерла этой ночью вместе со своим восьмилетним сыном.

— Жозеф, это ужасно! На сегодня в поселке шесть умерших!

Рабочий налил себе кофе. Неловкое движение — и чашка перевернулась, пролив горячий напиток на пол. Молодая женщина поторопилась вытереть коричневое пятно.

— Что с тобой, Жозеф?

Высокий и крепкий мужчина дрожал как осиновый лист, всем телом. Он поднес руку ко лбу.

— Семь, Бетти, — пробормотал он. — Старый мельник Гедеон умер вчера вечером. Местный булочник только что рассказывал об этом в универсальном магазине. Я чувствую себя разбитым. Пойду полежу немного. Тебе лучше поспать в комнате мальчиков. Грипп со мной не справится.

Жозеф взял из буфета бутылку карибу и направился к лестнице.

— Мы все умрем — ты, я, наши дети! — пронзительно закричала Элизабет. — Жозеф, умоляю, разреши мне тебя полечить!

— Кюре не раз говорил, что молодые здоровые мужчины чаще выздоравливают, — тихо сказал он. — Не подходи ко мне, Бетти.

Вне себя от беспокойства, молодая женщина разрыдалась. Симон повис у нее на юбке: ему не нравилось, что мама плачет. День тянулся долго, атмосфера в доме была тяжелой, словно случилось что-то непоправимое. Элизабет покормила грудью маленького Армана, потом поставила в детской раскладную кровать, на которой обычно укладывала приехавших погостить кузенов.

Уже темнело, когда в дверь постучала Анетта Дюпре.

— Что тебе нужно? — спросила у нее Элизабет. Она прильнула к двери, держась рукой за ключ.

— Сабэн умер! Мой маленький Сабэн! Ему было всего шесть лет! Амеде на фабрике… Иди и помоги мне, прошу!

Обычно насмешливый, голое соседки звучал растерянно.

— Элизабет, помоги мне, я не могу притронуться к нему, а ведь его нужно переодеть…

— Позови месье кюре, Анетта! — дрожа от ужаса, ответила ей соседка. — Я должна защитить собственных детей. Мэр дал строгие указания — каждый сидит дома со своими больными. Мой муж заразился.