— Господи Иисусе, о чем ты только думаешь? — воскликнула в негодовании сестра-хозяйка. — Кто решил испечь пирог с орехами пекан, чтобы угостить завтра семью Маруа?
— Я, сестра. Я совсем забыла!
— Так-то ты торопишься отблагодарить этих замечательных людей! Поставь-ка пирог в печку, да побыстрей, а я пока вытру стол.
Смущенная девушка занялась красивым ярко-желтым тестом. Некоторые семьи рабочих, не уехавшие из поселка, перешли к крестьянскому труду. В окрестностях оставалось немало молочных коров, и сестра Викторианна, старавшаяся готовить повкуснее, еженедельно покупала свежее масло и сливки.
— Мне очень жаль мадам Мелани. Ей наверняка очень скучно одной, — сказала девушка, перекладывая тесто в жестяную форму. — Каждый вечер она просит меня что-нибудь спеть.
Движения Эрмин были точными и быстрыми. Она проворно разложила поверх теста орехи пекан.
— Бетти пирог понравится, и маленькому Эдмону тоже. Сестра, мне не терпится посмотреть, как делают кленовый сироп. С ним получаются такие вкусные блюда!
— У моего отца тоже была своя сахароварня, — вздохнула сестра-хозяйка. — И братья ему помогали. А я мыла посуду.
Эрмин молча кивнула. В воспоминаниях сестры Викторианны все чаще чувствовалась горечь. Девушка сосредоточенно перемешивала в мисочке сливки и кленовый сироп. Янтарного цвета густая жидкость восхитительно пахла. Эрмин посадила пирог в печь и принялась оттирать стол.
— Я сама полью пирог сиропом, — сказала она, не глядя на сестру-хозяйку.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросила сестра Викторианна. — У меня на душе неспокойно. Представь, сегодня Жозеф Маруа пожаловался матери-настоятельнице, что мы даем тебе слишком много свободы. По его мнению, опасно отпускать тебя на улицу, когда начинает темнеть. Он ушел незадолго до твоего прихода.
Девушка вздохнула. Значит, эта встреча с Жозефом была неслучайна. Он как раз вернулся из монастыря и чистил лестницу от снега, дожидаясь ее возвращения от вдовы Дунэ.
— Я-то тебе доверяю, — заверила девушку сестра Викторианна. — Ты девочка смелая, набожная, начитанная, и все же…
— Все же что? — резко спросила Эрмин.
— Я бы хотела, чтобы ты поскорее решилась на постриг. Если ты согласишься стать монахиней, твоя судьба будет определена. Грехи и страдания, которые выпадают на долю женщин и в особенности матерей, минуют тебя стороной. Из тебя получится отличная учительница.
Эрмин приходилось чуть ли не каждый день выслушивать такого рода поощрительные речи. Она отреагировала чуть эмоциональнее, чем обычно:
— У меня никогда не было настоящей семьи. Поэтому я хочу выйти замуж, заниматься домом, родить детей…
Перед мысленным взором девушки появилось красивое лицо незнакомого юноши, встреченного на катке. Внезапно покраснев, она отвернулась. Сестра Викторианна сняла фартук и присела на стул.
— Я давно хотела об этом с тобой поговорить… В твоем возрасте я была некрасивой. И стала монахиней, потому что знала: никто не возьмет меня в жены. В то время мое решение вполне устраивало родителей — они были бедны и беспокоились о моем будущем.
— Неужели ваша вера не была сильной? — удивленно воскликнула девушка.
— Конечно же была! И я никогда не жалела, что стала Христовой невестой. Иисус любит нас всех, красивых и некрасивых. Что до юношей, то они предпочитают хорошеньких. Мое дорогое дитя, не позволяй мужчине ничего, пока он не докажет свою любовь брачной клятвой. В противном случае тебя ждет бесчестье, стыд и тоска. И мы уже ничем не сможем тебе помочь. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, сестра. В прошлый Жирный вторник Бетти говорила мне то же самое.
— Вот как? Что ж, мадам Маруа — женщина добропорядочная. Постарайся не забыть о наших предупреждениях.
Эрмин взяла из шкафчика четыре суповые тарелки, выдвинула ящик и достала салфетки. В кухню вошли сестра Элалия и сестра Адель. Монахини сели за стол. Учеников в школе стало меньше, поэтому в сентябре из Шикутими вернулось всего три монахини вместо четырех. За едой они говорили мало. Девушка ела, но мысли ее кружились вокруг красивого незнакомца.
«Если он найдет работу в Валь-Жальбере, мы будем часто видеться. Но мне бы хотелось, чтобы мы встретились летом. Там, на катке, я была закутана в три слоя одежек, не понять, мальчик или девочка. Нет, лучше будет, если он уйдет в другие края, потому что местные ни за что не будут относиться хорошо к метису… И, наверное, он намного старше меня. Поэтому и назвал меня маленькой девочкой…»
Мать-настоятельница тихонько кашлянула. Эрмин посмотрела на нее.
— Дитя мое, сегодня вечером вы не слишком-то говорливы. Я бы хотела услышать, как себя чувствует мадам Дунэ.
— Мадам Мелани чувствует себя хорошо, матушка. Она просила передать вам благодарность за суп.